Опубликованное в «Континенте Сибирь» интервью с Натальей Васильевой, в котором она рассказывает о том, что, предположительно, стала жертвой имущественного захвата, вызвало резонанс в новосибирском бизнес-сообществе. Одним из предпринимателей, готовым поделиться своей историей, стал известный бизнесмен и политик Юрий Глазычев.
По обвинениям бизнесменов Дмитрия Башмакова, Сергея Кальченко и банка «Уралсиб», которым в то время владел бизнесмен Владимир Коган, в 2013 году против Юрия Глазычева было возбуждено уголовное дело за мошеннические операции с имуществом ЦУМа и ГУМа по статье особой тяжести. В 2016 году он был осужден и в декабре 2019 года освобожден. О том, как его дело пересекается с делом Васильевой, что по его мнению стало действительной причиной уголовного преследования, и чьи интересы были замешаны в этом деле, бизнесмен рассказал «Континенту Сибирь».
Юрий Глазычев с 1994 года был совладельцем новосибирского ЦУМа и занимал должность его руководителя, в 2004 году возглавлял региональное отделение партии «Единая Россия», был депутатом областного совета.
— Юрий Дмитриевич, после выхода по УДО вы не давали интервью. Почему вы решили сейчас поделиться своей историей?
Правосудие по-новосибирски: чем примечательно дело Олега Ярового?
— У вас вышла статья, в которой упоминается о том, что Олег Яровой, который был арестован правоохранительными органами за особо тяжкие экономические преступления, назвал меня «законником». Первым, на котором были опробованы предполагаемые методы концентрации усилий «оборотней в погонах» и бизнес-структур для достижения своих целей, после которых я оказался осужденным. Потом жертвой стала Наталья Васильева. Я пытался понять, с какой стати меня Яровой так называет. В результате размышлений я пришел к следующему выводу. Мы с Олегом Яровым знакомы порядка 35 – 40 лет. Часто мы общались в неформальных, семейных компаниях, он знает мои принципы, отношение к людям и жизни. Я трижды был депутатом разных уровней, от районного до областного совета, руководил региональным отделением партии «Единой России», нес определенные ценности в сознание людей. Во время моей партийной жизни «Единая Россия» добилась в Новосибирске неплохих результатов, численность членов партии увеличилась с 3,5 тыс. человек до 12,5 тыс. человек за два года, при существенном противостоянии со стороны административных органов. На выборах 2005 года «Единая Россия» вошла в Областной совет депутатов, получив максимальное большинство мест. Я вошел в комитет по госстроительству, где занимался вопросами государственного регулирования во взаимоотношениях с правовыми органами на базе различных государственных норм. И возможно это привело Ярового к мысли о том, что я являюсь «законником». И если это так – тогда я согласен с таким мнением.
А сейчас я расскажу, каким образом я стал объектом определенных действий, в которых, по моей оценке, участвовал Олег Яровой. В 2007 году ООО «Сиинто» (Сибирское инвестиционное товарищество), участвовало в аукционе по продаже акций ГУМа, который проводила мэрия. Мой компаньон меня убедил приобрести акции этого предприятия. Заплатили первоначальный взнос порядка 180 млн рублей в ноябре, и в это же время ко мне обратился Владимир Кальченко, один из соучредителей торгово-складского комплекса «Торговый город «Левобережный». Кальченко я знал тогда порядка 20 лет, помогал ему с «Левобережным».
Он попросил взять в компанию с нами для покупки акций ГУМа своего сына Сергея и еще одного бизнесмена, Дмитрия Башмакова. В принципе, у нас не было особого желания приобретать ГУМ единолично, и я убедил своего партнера согласиться с данным предложением. Мы встретились с Башмаковым и Кальченко, решив в итоге вместе участвовать в аукционе. Однако с оговоркой, что они могли принимать совместное участие с нами, если стоимость оценки акций превысит 1 миллиард рублей. А у них в то время был запас денежных средств где-то 200 млн рублей.
Что стоит за обыском у совладельца новосибирского ТК «Восток» Дмитрия Башмакова?
В общем, идет аукцион, цифра доходит до миллиарда, все отказываются дальше делать ставки, кроме одного представителя самарских деловых кругов. В итоге цена акций поднялась до 1,2 млрд рублей, и торги закончились нашим выигрышем. У нас была предварительная договоренность с банком «Уралсиб» на кредит в размере миллиарда, и еще 200 млн рублей обеспечила компания наших партнеров Дмитрия Башмакова и Сергея Кальченко. Началось оформление документов для выкупа акций, «Сиинто» получила кредит. При этом в ГУМе из шести этажей в работе использовались только три. Остальные три этажа использовались, как складские помещения, и это было резервом для эффективного использования площадей.
— Насколько выгодной, по вашей оценке, могла стать эта покупка?
— Когда мы готовились к аукциону, то просчитывали целесообразность входа в этот проект, эффективность вложений. В то время прибыль «Сиинто» составляла 130 млн рублей в год. ГУМ давал 50 млн рублей прибыли с учетом того, что 50% его площадей фактически не использовалось. Если наладить работу торгового предприятия и сложить эти суммы, общая прибыль была бы где-то в районе 220 млн рублей. Таким образом, ГУМ мог бы за 5 – 6 лет окупиться, это стало бы эффективным приобретением.
Мы заключили договоры с компаний, представлявшей интересы Башмакова и Кальченко, причем они предложили оформить эти 200 млн рублей займом. Позже мой компаньон Владимир Ефименко сообщил мне, что Башмаков в марте 2008 года ездил в Москву, где встречался с руководителями банка «Уралсиб», предположительно, решая вопрос того, чтобы договоренность о переоформлении залога под наш кредит с новосибирского ЦУМа на ГУМ не была реализована. Стоимость площадей ЦУМа тогда оценивалась в 2 млрд рублей, а ГУМа – в 2,1 млрд рублей. В принципе, цена равнозначная. В апреле 2008 года из банка «Уралсиб» пришло уведомление о том, что они отказываются от замены залога. Это нас не остановило, хотя в тот же период Башмаков предлагал нам отказаться от выигрыша на аукционе, ссылаясь на допущенные, в его трактовке, ошибки мэрии при проведении торгов. Мы оценили ситуацию и перспективу взаимоотношений с городскими властями, и отказались от предложения Башмакова.
— А зачем нужно было отказываться от победы на торгах, что это давало?
— Точно не могу назвать причину. Я в тот период не занимался вопросами коммерческой недвижимости, а у Башмакова и Кальченко был опыт. После того, как мы от этого предложения отказались, стали возникать некоторые проблемы. В итоге, в залогах оказались площади и ЦУМа, и ГУМа. Причем партнеры начали требовать с нас эти площади. Возникли взаимные претензии и недопонимание, которые привели к внутреннему конфликту. Надо было решать эту проблему.
— То есть начались переговоры?
— Да, мы встречались и обсуждали больше года, и вдруг, в марте 2009 года, пришло неожиданное решение от Тольяттинского суда Самарской области о наложении запрета на операции с площадями ГУМа. Решение основывалось на некоем споре, идущем между двумя физическими лицами, которые никакого отношения к ГУМу не имели. При этом в качестве залога в их споре выступали, почему-то, площади ГУМа. Мой компаньон предположил, что это могли быть действия со стороны Башмакова и Кальченко. Юридически ГУМом на тот момент владело «Сиинто». Мы обратились в тольяттинский суд с просьбой разъяснить ситуацию. Через некоторое время оттуда приходит ответ, в котором сообщается, что суд такого решения не выносил.
— А как вы узнали об этом решении суда, откуда пришло уведомление?
— Тольяттинский суд, якобы, вынес решение о запрете регистрационных действий с имуществом, исполнительный лист был направлен в службу судебных приставов. Учитывая, что я тогда был депутатом областного совета, я обратился к прокурору Новосибирской области с просьбой рассмотреть эту ситуацию и дать ей оценку. Через некоторое время пришел ответ о том, что никаких противоправных действий со стороны группы Башмакова не установлено. Далее ограничения на операции с недвижимостью были сняты. Но интересно, что ни один документ, на основании которого выносилось решение об аресте, впоследствии так и не был найден. Можно предположить, что это был какой-то сговор. В дальнейшем мы начали пытаться вести переговоры, исходя из того, что худой мир лучше, чем добрая война. Пытались найти какой-то консенсус. Нашли вариант выделения площадей в ГУМе, и вроде все затихло. Но в последующем, в 2012 году мне от них, то есть от группы Башмакова и сопутствующих ему лиц, поступает предложение выступить против банка «Уралсиб».
Я предполагал возможные нарушения законодательства и обратился за помощью к юристам, предложив им разобраться в происходящем. Была организована встреча, на которой присутствовали Кальченко, Башмаков, Куклин и Боженко, а с моей стороны двое юристов. От представителей группы Башмакова прозвучало предложение того, чтобы каким-то образом изъять из залога площади ЦУМа. А если я не соглашусь, в отношении меня будет возбуждено уголовное дело. Я не согласился на эту сделку. И тогда действительно поступило заявление в правоохранительные органы с требованием возбудить в отношении меня уголовное дело. Якобы, я предлагал продать площади, оформленные на некоего Дмитрия Пилюгина, который ранее представлял интересы Ефименко. Началось следствие. В марте 2013 года было возбуждено дело.
— Что вам инкриминировали?
— Дело длилось примерно два года, по части четвертой ст. 159 УК РФ — самая тяжелая часть, которую, с одной стороны, трудно доказать, с другой, невозможно опровергнуть, если есть свидетельские показания. В моем случае с обвинением выступили Башмаков и Кальченко. Якобы, я получил от них 21 млн рублей. А свидетелями были Куклин, Боженко, Владимир Рожков и Дмитрий Пилюгин, который, предположительно, является родственником Рожкову. Якобы, Башмаков и Кальченко передали деньги Рожкову, тот их передал Пилюгину, Пилюгин передал некоему третьему лицу, которое в итоге, якобы, мне передало эти деньги. В последующем так и не были установлены ни факт передачи денег, ни то, кому передал их Пилюгин. Следствием не было установлено, зачем Башмаков и Кальченко, знавшие меня лично, передавали деньги по такой длинной цепочке. Здесь чувствуется рука опытного, много лет отдавшего правоохранительной системе человека. Далее этот и другие эпизоды были выделены в отдельное производство, но движения по ним нет. Я же был осужден, в том числе и по этому эпизоду. Сейчас я нахожусь на условно-досрочном освобождении. За это время у меня были и СИЗО № 1, и колония № 3, и колония-поселение при колонии строгого режима № 8.
Я уверен, что мой случай – не единичный. И я могу предположить, что участие в этом моем деле мог принимать Олег Яровой, как связующее звено между различными сторонами дела.
Мое дело слушалось в Заельцовском районном суде, прокуратура поддержала обвинение. В ходе судебного следствия я не смог воспользоваться правом на судебную защиту. В частности, мне было отказано в праве на допрос свидетелей потерпевших. Не являлись на судебные заседания свидетели обвинения, в частности, Пилюгин.
В конце концов интересанты этого дела добились того, чего хотели. И в дальнейшем, по моим оценкам, именно они предпринимали активные шаги для того, чтобы я не вышел по УДО. Мое заявление на условно-досрочное освобождение рассматривалось 11 месяцев.
Сергей Кальченко, который обвинял меня в получении денежных средств, вместе с Дмитрием Куклиным, соучредителем ООО «ГУМ», входит в попечительский совет Фонда Дмитрия Башмакова.
WPBuild.Ru