В Новосибирском областном суде прервался до конца января открытый судебный процесс над бывшими высокопоставленными чиновниками. На скамье подсудимых — Александр Солодкин (экс-советник бывшего губернатора Новосибирской области), его сын Александр Солодкин-младший (вице-мэр г.Новосибирска), Андрей Андреев (бывший замначальника Госнаркоконтроля по Новосибирской области). Судья ушла в заслуженный отпуск, с прибавлением к нему новогодних каникул.
А буквально на днях вынесением приговора завершился «основной» процесс по делу организованного преступного сообщества Александра Трунова. Расскажу подробности последних событий и подведу предварительные итоги.
«Будут сидеть!»
Напомню, судом рассматривалось ходатайство гособвинителя Марины Морковиной о продлении меры пресечения ко всем подсудимым до 15 марта и встречные ходатайства адвокатов об изменении меры на несвязанные с содержанием под стражей.
12 декабря федеральный судья Лариса Петровна Чуб вошла в зал заседаний буднично, с нейтральным и ничего-ничего не предвещающим выражением лица. Но как только она заняла свое место, несколько возвышаясь над залом, и начала говорить, стало понятно: «кина не будет». Предположения об изменении меры пресечения хотя бы для Солодкина-старшего оказались наивны, не основаны ни на чем.
Чуб начала зачитывать свое постановление обычным человеческим голосом, в нормальном быстром темпе. Но где-то с третьей-четвертой минуты перешла на скороговорку, вплотную стыкуя предложения и слова, порой таким образом, что дышать ей оставалось только на произнесении гласных, да и то непонятно как. (Лично я бы не смог.) Смысл же прочитанного соответствовал этой скорости шторма.
Были повторены в безапелляционном ключе все без исключения доводы прокуратуры, по которым подсудимые должны оставаться под стражей в следственном изоляторе (возможность нахождения под домашним арестом как бы в принципе не рассматривалась). Приведу несколько цитат.
«Суд исходит из того, что в данное время оснований для изменения меры пресечения не имеется».
В связи с большим объемом дела, «а также инкриминируемых подсудимым преступлений, свидетельствующих о повышенной социальной опасности личностей подсудимых (!), имеются основания для продления срока содержания под стражей».
«Данных о том, что Солодкин Александр Наумович нуждается в срочной госпитализации(?), а потому(?) по состоянию здоровья не может находиться в условиях следственного изолятора, стороной защиты не представлено». (Как будто лишь госпитализация или лучше смерть могут быть причиной изменения меры.)
Оставить подсудимых под стражей, «поскольку существует необходимость общественного интереса, которая, несмотря на презумпцию невиновности потерпевших (неразборчиво, шорох бумаги — Авт.) прав личности и свободы, то есть интерес общества является более приоритетным».
С этим последним трудно не согласиться. Только установить бы еще, хотя бы предположительно, кто из лиц, побывавших на данном процессе за 4 месяца в качестве потерпевших, свидетелей, а также бывших следователей, представляет настоящую «повышенную социальную опасность», в чем тут «приоритеты» и «интерес общества».
Чтение постановления в ураганном темпе длилось 19 минут. В сущности, все это (почему им место в СИЗО) подсудимый Андреев слышит более двух лет, а Солодкины — почти три. Ничего нового. Но для публики это было подробно озвучено впервые. И вот для этой сомнительной публики (прежде всего журналистов) было открыто и просто объявлено, как аксиома: «Сидели и будут сидеть, сколько надо». Потому что такие приоритеты…
Я посетил все заседания, а если иногда не был, то прослушал аудиозаписи. Уверен, что для любого вменяемого человека понятно по крайней мере следующее: за четыре месяца судебных допросов более десятка свидетелей гособвинение не продвинулось никуда. Возможно, оно совсем плохо готовилось, возможно, в феврале мы услышим что-нибудь весомое. Но на настоящий момент ни один из пунктов обвинения не подтвержден реальными доказательствами. Более того, что касается Александра Солодкина-старшего, то самое тяжкое обвинение в его адрес (соучастие в покушении на Фрунзика Хачатряна) рассыпалось полностью, и больше не будет такого свидетеля, который сказал бы что-то новое по этому поводу. Что касается Андрея Андреева, то никто из допрошенных свидетелей-членов ОПС (в принадлежности к которому его обвиняют) никогда не знал и не видел никакого полковника Андреева. На процессе много говорилось об Александре Солодкине-младшем, с кем его видели, что он говорил, но по пунктам предъявленного обвинения — ничего точного и конкретного.
Зато судья Чуб, стороны процесса и публика могли воочию видеть и слышать таких «свидетелей обвинения», что если бы все это было талантливым театральным спектаклем, то в зрительском зале мужчины стискивали бы зубы, а барышни хватались за сердце. «И эти люди будут нам немножечко рассказывать за фашизм?..»
Само же постановление о продлении меры пресечения на три месяца — ну что о нем сказать в содержательной части? Совершенно ничего. Оно чисто техническое. Аргументация его предельно формальна (хотя, разумеется, вписана в нормы УПК РФ). И писал его, и оглашал его не судья, а робот.
В этом электромеханическом жанре не было ничего типа: «Взвесив все доводы „за“ и „против“, суд постановляет…» Произошло иное: «Суд постановляет отбросить все доводы защиты и признать правильными все доводы гособвинения».
А казалось бы, от суда нужно совсем немного. Нет-нет, ни в коей степени не «оправдать» подсудимых до завершения процесса хоть в чем-то, ни Боже мой. А просто перевести их из разряда «объектов» следственных и судебных действий в категорию людей, вина которых пока еще не доказана и которые заслуживают хотя бы сочувствия (люди ведь). Для «дела Солодкиных—Андреева» это был бы огромный прогресс. И повод для этого маленького гуманизма сама судьба давала суду в руки: состояние здоровья Александра Солодкина-старшего.
Не воспользовались. Испугались, что нарушится где-то какой-то предыдущий баланс. Робота включили.
Отвод судьи Чуб
Закончив прочтение постановления, Лариса Петровна хотела было продолжить заседание по своему плану и уже, наверное, в человеческой манере, но слово попросила сидящая к судье ближе всех адвокат Светлана Ткаченко.
«Ваша честь, — сказала она. — Я полагаю, что продолжение судебного заседания является невозможным. Поскольку защита не доверяет председательствующему. И если до 12 декабря 12 года еще были какие-то сомнения, то после того как мы послушали постановление, оглашенное сегодня, которое содержит формальные выводы, не основанные на доказательствах, позиция защиты о том, что председательствующий предвзято подходит к ведению процесса, еще более укрепилась».
И далее было зачитано ходатайство об отводе судьи Чуб, заранее подготовленное для такого развития событий.
По здравому размышлению, стороне защиты ничего другого и придумать было нельзя. Это ведь «состязание сторон», хоть и абсолютно неравноправное. Ответный ход должен был состояться.
В выступлениях подсудимых и их адвокатов судье были предъявлены всевозможные факты и фактики ее обвинительной предвзятости, действительной или мнимой. Что подсудимым в принципе не объясняют, в чем конкретно они обвиняются, что Чуб не верила осужденному Буолю, а верила прокурору Большунову (оказалось — напрасно), что судебный допрос Рината Ганеева был закрыт от публики и прессы совершенно необоснованно, что подсудимых постоянно одергивают, а свидетелям и потерпевшим позволяют неэтичное или просто дурацкое поведение (был упомянут Арам Григорян), что по Конституции РФ все вообще должно быть иначе…
Пожалуй, всему этому не хватало системности. Но главное, на что сторона защиты как бы хотела «открыть глаза», и без того очевидно.
Судьям у нас, пожалуй, зазорно открыто дружить и сливаться с преступными группировками, зато с правоохранительной системой в целом они составляют единую корпорацию, являются ее частью. В одних вузах учились, когда-то вместе работали, теперь коньяк вместе пьют и семьями дружат — полицейские и прокуроры, следователи и… судьи. Теоретически так быть ни в коем случае не должно. Однако в современной России ничего другого даже представить себе невозможно. Поэтому предположение о предвзятости Ларисы Чуб на стороне обвинения совершенно естественно, она является как бы одним из условий работы в этой должности, «состязательности» сторон в судебном процессе… Кто бы спорил, это жестокие правила. Но они таковы.
«Ваша честь, — обратился Александр Солодкин-младший, — вы хорошо помните, как я ответил вам на предварительном слушании, почему я изменил свое решение по поводу суда присяжных. (То есть отказался от суда присяжных. — КС.) Я сказал тогда, что слишком много было информационной лжи по нашему делу, и вряд ли в этом потоке грязи сможет разобраться простой человек, не имеющий юридического образования. Тем более просто зомбированный тем, что самые страшные люди на Земле — это Солодкины… Именно поэтому я отдал свою судьбу, судьбы своего отца и всей семьи в надежде на правосудие — вам, ваша честь. Вам как профессионалу, который будет разбираться в деле не из личных симпатий и антипатий, а от буквы закона и его духа. Так неужели я ошибся?.. У нас все дело построено на том, что кому-то что-то показалось и кто-то что-то слышал. Разве вы не видите, ваша честь: одни слова лиц, связанных между собой коммерческими интересами, замотивированные тем, что получили индульгенцию за все, что сделали когда-то, и, видимо, вакцину от будущих преследований. Слова, мало того что ничем не подтвержденные, так еще и откровенно лживые, что абсолютно очевидно из этих противоречивых показаний. И на этих словах — мы три года сидим в тюрьме. Мне сегодня приходится констатировать факт, что вам, ваша честь, эти слова нравятся… Откуда такая жестокость? С таким подходом суда можно вообще не тратить время, а просто переписать обвинительное заключение в приговор и закончить на этом!»
Речь, которую я фрагментарно процитировал, была выстраданной и эмоционально сильной. Но была слышна и двойственность позиции. Александр Александрович явно обращался к Ларисе Петровне на будущее, нисколько не веря, что она из процесса «уйдет»…
С конца ноября на нашем процессе сплошные страсти: допрос бывших следователей, отвод прокурору Морковиной и т. д. Новые свидетели не вызывались, суд застрял где-то на Закузённом. Теперь приходится понижать эмоциональный градус. Ничего не случилось, не изменилось — продолжается жизнь. И процесс будет продолжен нормально, обыденно и жестоко.
То есть с главным в своей тактике сторона защиты могла бы определиться: «гуманизма» от судьи Чуб не было и не будет. Можно уповать лишь на некоторую порядочность. А рассчитывать — на строгую логику и здравый смысл.
Далее говорить о «необъективности» процедуры — значит обсуждать не конкретные факты, а как бы «философию» статьи 210 УК РФ (об «участии в преступном сообществе»), что только на руку обвинению. В отзывах на ходатайство об отводе судьи это сполна проявилось. Прокуроры и представители потерпевших спокойно и деревянно твердили: не усматриваем «предвзятости» в нашу пользу, не видим «заинтересованности», Лариса Петровна работает хорошо. А что еще они могли говорить? «Не усматривают» — и точка. Еще и потерпевший Филиппов воскликнул с апломбом: «Я выслушал эти пламенные речи!» (Впрочем, о нем будет возможность поговорить в феврале-марте, когда суд дойдет до эпизода с кафе «Пикник».)
В общем, разговор о "предвзятости"/"непредвзятости" напоминал схоластический диспут, с бесконечным жонглированием статьями УПК РФ. Именно в таких условиях сильнее всего выглядит псевдоправовая фразеология, не основанная на чувстве справедливости. На такой циничной «платформе» правосудие на русском языке в принципе невозможно.
…Разумеется, федеральный судья Лариса Чуб в отводе самой себя подсудимым отказала. Опять включала «робота», но не сильно. Постановление зачитывала как-то устало, даже с небольшими вздохами. Понятно было, что ей, как герою Шварценеггера, «надо в отпуск».
Пожелав всем хорошего отдыха (на нарах и на Канарах), она туда и ушла.
Приговор Трунову, Шевцову и «банде киллеров»
25 декабря, в католическое Рождество, в Новосибирском областном суде состоялось заседание, на котором был вынесен приговор Александру Трунову и другим участникам как бы «основного» процесса по организованному преступному сообществу.
Это дело рассматривалось с февраля 2012 года коллегией присяжных заседателей в закрытом режиме. (Суд якобы беспокоился о безопасности присяжных, как если бы на людей «у нас» было не наплевать. Как будто бы не существовало возможности для самых заинтересованных структур точно знать, кто эти люди, и «работать» с ними, сколько душе угодно.) В октябре присяжные сказали свое слово по длиннейшему перечню вопросов, «да» или «нет». Но главным кажется следующее их решение: признано, что организованное преступное сообщество во главе с Александром Труновым существовало. А это статья 210, некий волшебный зонтик, в тени которого автоматически возникают «особо тяжкие» и большие сроки. Разрозненные преступления, совершенные в разные годы разными людьми (даже незнакомыми между собой), под этим «зонтиком ОПС» становятся единым целым, злонамеренным и систематическим.
Конкретных преступлений не совершал, но входил в состав ОПС? Шевцов Виталий? На, получи свои девять… Ну а Трунов при таком раскладе отвечает вообще за все.
Чуть подробнее о Шевцове, начальнике ЧОП «Георгий Победоносец», которое на протяжении многих лет охраняло Трунова, его встречи и спортивные мероприятия. При этом тот же ЧОП охранял и других людей, и объекты. Доподлинно неизвестно, как под председательством судьи Людмилы Билюковой в том процессе доказывалось, что Шевцов являлся руководителем структурного подразделения преступного сообщества по охране. Если это было легальное предприятие со всеми лицензиями, которое по договору охраняло столь же легального предпринимателя Трунова? Если больше 10 лет никаким полковникам и генералам в Новосибирске не приходило в голову, что Трунов никакой не предприниматель, а «коза ностра», «спрут», ОПС, и охранять его — преступление? А судьи-то где в те времена были?
По отдельным фрагментам аудиозаписей с «процесса Трунова», которые есть в Интернете, можно судить о манере судьи Билюковой, это настоящая жесть. Но мы не сможем объективно говорить о закрытом процессе. У записных адвокатов своя правда, а прокурорская вся изложена в приговоре. Об остальном остается только догадываться.
Совсем отдаляясь от обоих Солодкиных и Андрея Андреева (людей, неоднократно в прошлом проверенных российскими спецслужбами по «списку А»), скажем отдельно об Александре Трунове. В сущности, его дело прозрачное до невозможности. В 1990-е и начале «нулевых», когда он еще был «настоящим бандитом», он не интересовал карательную систему государства российского. Как до сих пор не интересуют ее десятки тысяч людей в стране и за рубежом, которые преодолели «период первоначального накопления капитала» и остались целы. Стали они люди как люди, гораздо получше всяческой «офшорной аристократии» и прочей московской дряни… Но с точки зрения карательных органов, руководители которых тоже осуществили «первоначальное накопление», эти бывшие бандиты являются лакомым кусом для рейдерства, политических комбинаций и служебного роста.
Легитимизация труновских и им подобных активов в «нулевые» годы всячески одобрялась и поддерживалась государством, в масштабе всей России. Как там: «Пересмотра итогов приватизации мы не допустим» — так, да? Численность «ОПС Трунова» следствие оценивает до 300 человек в годы «расцвета». Если это верно, то надо понимать, что добрая половина из этих людей сейчас является частными новосибирскими предпринимателями (ну, хотя бы треть или четверть). Вот за все это «сообщество» Трунов и «потянул мазу» в переделах и комбинациях, при замечательном участии ОРБ, следствия и суда.
Вкратце о «банде киллеров». При отсутствии ее организатора Анатолия Радченко (он в международном розыске) следствие и суд вынуждены были пришивать этих людей к Трунову, как говорится, белыми нитками. Опять же, процесс недаром был закрытым, но по многим признакам видно, что Виталий Зайцев (приговор 20 лет строгого режима), Сергей Комарницкий (19 лет с. р.), Андрей Иванов (18 лет с. р.) — все они уже давно существовали наособицу и закреплены в единую банду исключительно усилиями следствия по их деяниям десятилетней давности. Например, их ранее осужденный подельник Дмитрий Буоль (17 лет с. р.) ко времени своего ареста в 2009 году уже давно занимался строительным бизнесом и думать забыл, как он когда-то с автоматом высматривал из кустов автомашину Фрунзика Хачатряна.
Что касается других подсудимых. Павел Егоров и Константин Юпинжан некогда работали в охране Трунова в ЧОП «Георгий Победоносец» (а в свободное от работы время выполняли бандитские распоряжения Хасана Ганеева — он фигурировал в данном процессе как «потерпевший» от Трунова) и были привлечены к суду, во-первых, для количества, а во-вторых, как доказательство наличия «преступной охранной структуры» под руководством Шевцова. При этом Егоров получил 5 лет условно, поскольку не дал существенных показаний против бывшего шефа, а Юпинжан дал, и за «активную помощь следствию» был полностью оправдан.
Татьяна Дорогаева (6 лет условно) привлекалась к суду для разнообразия видов преступной деятельности ОПС Трунова и, вероятно, дала показания против Юрия Солодкина-младшего (в международном розыске) — на всякий будущий случай.
Трунова Александра Александровича приговорили к 22 годам строгого режима. Из них три с половиной уже отбыто в СИЗО.
Двадцать лет с конца 80-х Трунов, что называется, «пожил». Сначала опасно и с большим риском, потом все более уверенно и сильно. Даже если бы у него была такая возможность, вряд ли такой человек захотел бы что-то менять в своем прошлом (по большому счету). Сожалеть о его судьбе можно, вот только жалеть — глупо. Порода не та.
Сейчас Трунову 53 года. И выйдет он на свободу, предполагается, в 72?
Драматично и буднично. Похоронили заживо. Бывает.
Под новый, тринадцатый год чего у нас не бывает.
После оглашения приговора, который был зачитан едва разборчивой скороговоркой (вот она — школа!) за два с половиной часа, судья Билюкова дежурно спросила у подсудимых, понятен ли им приговор. Трунов первым вскочил, заявил, что приговор непонятен, что это беспредел, за ним следом Шевцов и другие. Билюкова закрыла заседание и быстро ушла.
Трунов кричал из-за решетки, обвиняя Билюкову в дружбе с семьей Прощалыкина, который «сфабриковал дело». Осужденные злодеи-киллеры (как на подбор, здоровенные мужики, элитный спецназ) стояли с отрешенными лицами. В зале размазывал слезы по щекам не менее здоровенный парень, брат одного из приговоренных.
Я поспешил к выходу. Хорошо, что в этот раз был первый этаж.
Вырвавшись из кубла судейских интриг и настоящего, первородного злодейства, я с облегчением вдохнул синий морозный воздух. Зло дышало в спину, растекалось по скользкому, отполированному морозом крыльцу. «Склизко здеся», — как сказала бы моя бабушка.
WPBuild.Ru