Средства — зло, массовость — иллюзия, информация — миг, а материя журналистики — не информация, а высказывание. О СМИ, кодексе чести, технологии правды и капкане пропаганды шла речь на семинаре «Свобода слова, свобода печати, свобода общества» ассоциации школ политических исследований совета Европы в Оксфорде. В работе круглых столов удалось принять участие и мне.
Оксфорд как он есть
Группа журналистов из России, Украины, Белоруссии и Польши неделю жили и работали в главном университетском городке мира. Оказалось, Оксфорд — дитя санкций. Конечно, занятия тут ведут как минимум с 1096 года. Но легендарным университет стал во многом благодаря тому, что в 1167 году Генрих II объявил о запрете английским студентам поступать в Парижский университет. Город уютный, парковый, гаррипоттеровый, мантияподобный. Кругом шпили, башенки, церкви. И во всем этом вот кинематографическом празднике учатся вполне реальные отроки.
На первый взгляд кажется, что промышленности здесь не место. Начинаешь копать историю — оказывается, попытки были. 105 лет назад на территории бывшего военного колледжа собрали двухместный Morris Oxford Bullnose. И с тех пор дописывают страницы автоистории. Сегодня в Оксфорде производят эстетскую машинку Mini.
Mini — автомобиль эмоций. А профессор Доминик Моизи настаивает, что есть еще геополитика эмоций — об этом он когда-то написал в своей книге «Как культуры страха, унижения и надежды трансформируют мир». Французский политолог, пользуясь своей терминологией, считает, что в России налицо раскол между страхом и надеждой, это мягкий вариант настроений 1998 года, когда страну парализовали сильные чувства: страх перед исламом, пост-ельцинская униженность, надежда на «возвращающую в колею» силу.
Сила, конечно, штука опасная, двойственная, мужланистая. Профессор кафедры журналистики и медиа Университета Осло Элизабет Эйде наглядно переходит на личности, комментируя две картинки — про женщину в бикини и женщину в хиджабе. Дескать, обеих героинь одинаково можно обвинить в слепом следовании диктату мужчин. Только в одном случае форма вынужденных отношений — соблазн, в другом — «запечатанная» феминность.
Европейские мучения
Канцлер Оксфордского университета, последний губернатор Гонконга и бывший еврокомиссар по внешним делам Крис Паттен выстроил ряд главных европейских мучений — от Брекзита до экологии. А бывший посол Великобритании в России сэр Родрик Лэйн пошел дальше и предложил иностранцам ответить на неудобные вопросы. Скажем, о том, могут ли искусственный интеллект и хакеры подорвать вопросы безопасности — что если в руках хакера окажется красная кнопка?
Технически для такого государственного взлома остаются лазейки. И все же, заочно отвечая рыцарю, мне кажется, главной опасностью для стремительно, но «плоско» умнеющего горожанина во всем мире остается он сам. Болезненная страсть самоспасения, резервного копирования каждой запятой своей «бесценной» жизни не только забивает все возможные хранилища информации, но и делает невозможным результативное копание в богатом опыте целого поколения. Полезную истину все труднее найти в складе банальных или вовсе ненужных, даже вредных вещей. Мы так много делаем и столь часто рассуждаем, что результативный вектор всей этой суеты часто равен нулю.
Бряцая оружием, разматывая веревку, чтобы повязать виновных, мы часто опутываем сами себя, падаем, барахтаемся, пытаясь сохранить плоскостные ориентиры. Чтобы отряхнуть удавку, годятся любые средства, но чаще всего помогают скроенные по методу Клайда Миллера, одного из основателей Института анализа пропаганды, «костыли»: навешивание ярлыков, «сверкающие» обобщения, грубый перенос, свидетельство, повальное увлечение, игра в простого парня или «туз в рукаве». К этим базовым принципам пропаганды политолог Александр Шмелев, играя с журналистами на реальных и вымышленных примерах, присовокупил еще четыре: пугало, постправда, ложная дилемма и «какнасчетизм».
А я слушал все это и лишний раз убеждался, что предсказать будущее проще, чем прошлое. Оцифровка «аналоговой» истории — все равно, что перевод магнитофонной бобины в MP3, потери неизбежны. Причем, как и в звукотехнике, результат зависит от частоты дискретизации. Чем грубее, «жирнее» мы выбираем «мазки» истории для анализа и оценки современности, тем дальше уходим от сути, тем быстрее копится ошибка, уводящая нас от былой реальности.
Стоит лишь взять для примера какой-нибудь материал формата бизнес-истории. Такого рода материалы активно появляются в российской прессе. Если не хватает логики для идейных связок между действиями через чур порывистого предпринимателя, азартным авторам часто хочется «вложить» в решения должностного лица элементы долгосрочной стратегии. А будучи опубликованными, фантазии почти автоматически обретают историческую силу, мощь фактов, на которые не грех сослаться следующему исследователю, обосновывая свои смелые выводы.
К счастью, многие СМИ все еще позволяют бизнесмену или политику жить порывом, не пытаются «подрисовать» им сверхвозможности. Это отменяет противоречия «памяти разной глубины залегания» и вообще приближает понятие памяти к истории, выраженной в категориях «здесь и сейчас». Целостность массива прошлого и настоящего позволяет нам пользоваться концепцией древнегреческого мыслителя Аристотеля, которая делит все возможные аргументы оратора всего на три группы: этос, логос и пафос.
Когда ограничиваешь доступ к ресурсу, будь готов к тому, что со временем и сам ресурс потеряет свой масштаб. Впрочем, кучность идейного понятия, эмоционального воздействия и нравственного элемента аргументации может сделать нашу риторику неполиткорректной. На форуме таких попыток было предпринято множество. Скажем, одна из них касалась связующих нитей Объединенной Европы. Дескать, воссоединение Европы может произойти не по тому сценарию, что все мы рассматривали в 90-х: свобода и демократия сплотит страны с Запада на Восток. История может сдавить Европу с Востока на Запад, вырабатывая энергию из национализма и пессимизма. И вот тут роль СМИ переоценить трудно. Вернее, значимость выбора каждого репортера, кем он хочет быть — окном, призмой или увеличительным стеклом.
WPBuild.Ru