Лидер биг-бэнда своего имени Владимир Толкачев выступил в джазовом кафе филармонии в малом составе. Пройдя огонь сочинительства, воду успеха в советском авангарде и медные трубы слаженного механизма репертуарного коллектива, Владимир Николаевич отверг плоды послевоенных революций и представил мелодичный джаз вековой выдержки.
Художники сами устали от абстракций. Модернизм все чаще прикрывает уплощенное среднее. Первопроходцы «сложного» джаза в 1945-м стремились сорвать путы танцевальности. Впрочем, аккуратное исполнение законов смелых жанров того поколения импровизаторов частенько отбрасывает современных инструменталистов и их музыку дальше дансинга — в фоновую категорию.
Толкачев всю жизнь завоевывал право на новый и смелый мир. Он переехал в Новосибирск 40 лет назад, в год появления Творческого джазового объединения при РК ВЛКСМ. Год 1975-й — вообще один из самых счастливых для рыцарей джаза того времени. До наших широт впервые добрался настоящий американский бэнд, «Нью-Йорк Джаз Рэпортари Компани» во главе с пианистом Диком Хайменом. Выбив «где надо» разрешение на встречу с представителями загнивающего империализма, наши музыканты и фирмачи провели незабываемую ночь в беседах и с закусками. Но Толкачева тянуло к «левому» краю джазовой сцены. Он вошел в «Музыкальное импровизационное трио» с барабанщиком Сергеем Беличенко и контрабасистом Сергеем Панасенко. Несколько лет играл в оркестре цирка, был от четверти до половины культового HomoLiber, исполнял горячую музыку в составе ансамбля «Золотые годы джаза».
Каждому времени — свое золото. Барабанщик и архивариус Сергей Беличенко в своей книге «Синкопы на Оби» ведет летопись новосибирского джаза с 1928 года. А в 66-м он уже сам, как ударник ансамбля Виттиха, весьма успешно выступил на фестивале в Таллине. Бэнд Владимира Виттиха стал главной звездой первых фестивалей эстрадной, джазовой и духовой музыки. Тот факт, что их посвящали, скажем, 50-летию Вооруженных сил СССР, не мешал принимать далеких от мейнстрима исполнителей уровня культового флюгельгорниста Германа Лукьянова.
Первый городской джаз-клуб появился тоже в конце 60-х, в НЭТИ. К тому времени в институте уже гремел студенческий биг-бэнд. Студенты выходили на одну сцену с корифеями жанра. В программках того времени попадались и вовсе удивительные составы. Вроде авангардного джазового трио с гитаристами Цоем и Гребенщиковым и клавишником Курехиным. Правда, питерцы не приехали…
В 80-е над джазом вдумчиво склонились ученые. В Новосибирске прошли первые симпозиумы новой импровизационной музыки. В 90-х на авансцену вырвалось новое поколение музыкантов. А в город хлынули американские и европейские суперзвезды. Чего стоит визит одного Бенни Голсона — правой руки Арта Блейки? Фестивали приобрели невиданный до сих пор размах. Концерты шли разом на открытой площадке в Центральном парке, на двух сценах филармонии, а джемы сплачивали допущенных в ресторане гостиницы «Обь», где по традиции квартировали приезжие музыканты.
Закончилось все это громкое свинговое счастье, известно, кризисом 98-го. Новосибирск ответил на крах финансовой системы однодневным фестивалем «Блюз против курса доллара», результатом которого стал прекрасный диск «Дни дефолта». В 2000-х джаз стал скорее исключением, чем правилом. Если не считать биг-бэнд Владимира Толкачева.
Большой оркестр, исполняющий отшелушенные за десятилетия применения аранжировки вечнозеленых стандартов, получил огромную аудиторию постоянных, хотя и довольно далеких от джаза, фанатов. Для ностальгирующих коллекционеров пластинок программы Толкачева — ожившая «здесь и сейчас» классика. Для музыкантов — «гнездо», в котором строгий и заботливый «берд» Толкачев кормит желторотых спасительными «червячками» до оперения или «бронзовения». Для сотен взрослых усталых после работы горожан концерты биг-бэнда — выезд на музыкальную «природу». Здесь можно прочистить легкие, подставить тело вибрации медных.
Поклонникам самого Владимира Николаевича его репертуарного применения мало. Он слишком хорош как игрок для исключительно тренерской работы. Толкачев остается в числе лучших альт-саксофонистов страны. Концерт в джаз-клубе Новосибирской филармонии со всей роскошью вечнозеленых пьес вроде «Аравийского шейха» еще раз это доказал.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
— Владимир Николаевич, почему для своей авторской программы вы выбрали джаз 20-х годов прошлого столетия?
— Джаз слишком далеко ушел от своих истоков. Не я один это замечаю: о выхолащивании идеи говорит, скажем, Уинтон Марсалис (американский трубач и композитор, художественный руководитель Джазового Линкольн-центра. — «КС»). Джазовая музыка стала слишком сложной. Развилась с точки зрения формы и потеряла с точки зрения интонации, свинговых корней. Такие интонации сегодня просто не звучат…
— Вы ведь тоже разогнали процесс усложнения гармонии, исполняя авангардный джаз в Homo Liber! Свобода — неизбежный этап развития на пути к гармонии?
— Думаю, да. Джаз свободной формы — вершина возможностей джаза. Другое дело, что сегодня эти поиски все чаще вырождаются в фарс.
— Много шарлатанов, которые спекулируют на не очень информированных слушателях?
— Много появилось музыкальной рутины. Такую музыку можно играть с утра до вечера особенно не напрягаясь, не задумываясь над содержанием. Но и слушателя она не напрягает, оставляет равнодушным.
— Скажите честно, выходя на эту сцену в составе комбо, вас не тянет бросить педагогически-исследовательскую работу в бэнде?
— В большом оркестре мы как раз занимаемся реконструкцией интонационных тонкостей. Перед нами стоит задача дать зрителю возможность перенестись на полвека или даже на век назад и услышать музыку того времени без искажения и обобщений. Мы даем возможность прочувствовать разницу, остроту, ведь персонифицированность в современной музыке — очень редкая приправа.
WPBuild.Ru