Мера пресечения как барометр. Судебный процесс Солодкиных-Андреева — 14

В Новосибирском областном суде продолжается открытый судебный процесс над бывшими высокопоставленными чиновниками. На скамье подсудимых Александр Солодкин (экс-советник бывшего губернатора Новосибирской области), его сын Александр Солодкин младший (вице-мэр г. Новосибирска), Андрей Андреев (бывший замначальника Госнаркоконтроля по Новосибирской области).

Есть соблазн начать с главного, но все-таки важна последовательность событий. В ней тоже отражается логика происходящего.

С ходатайствами Андрея Андреева 7 декабря все получилось еще быстрее, чем я предполагал в предыдущей заметке. Все они были по существу отклонены.

В первом из них (по поводу запроса в суды о разрешении РУБОП прослушивать телефоны Хачатряна в 1999 г.) судья Лариса Чуб отказала сразу, чтобы никто долго не мучился. По поводу второго ходатайства (о вынесении частного определения в отношении бывших следователей Большунова и Фоменко — о даче ими в суде ложных показаний) состоялись небольшие прения сторон. После чего в ходатайстве о Фоменко было просто отказано. А частное определение по Большунову, ныне сотруднику Генпрокуратуры, было отложено на окончание всего процесса, когда тема будет забыта или утратит свое нынешнее значение. (Судья оговорила свое законное право вообще никаких частных определений не выносить.)

Более подробного рассмотрения неизбежно заслуживало ходатайство об отводе гособвинителя Марины Морковиной. Для начала устное заявление подсудимого Андреева было дополнено развернутым письменным ходатайством адвоката Солодкина-старшего Светланы Ткаченко, содержащим необходимые юридические мотивировки. Помимо недостаточного наблюдения за законностью, «предвзятости и личной заинтересованности», прокурор Морковина уличалась в том, что она скрывает «системность фальсификаций доказательств», не мотивирует пунктами обвинительного заключения вызов того или иного свидетеля, не делает логических выводов из их показаний, объясняя это «тактикой обвинения». Так что обвинение «носит декларативный характер» и до сих пор неизвестно, в чем конкретно обвиняются подсудимые, а прокурор занята тем, что покрывает «неустранимые пороки следствия».

В ответном слове сторона обвинения отрицала «личную заинтересованность» и какие бы то ни было «угрозы» в адрес подсудимых. Вдаваться в «декларативность» и «неконкретность» поддерживаемых ими обвинений, а равно обсуждать собственную «тактику», прокуроры Морковина и Куликов просто не стали. Ни к чему им было вслух рассуждать о столь тонких материях, глубоко чуждых простому прокурору и человеку. «Я представляю доказательства так, как считаю необходимым, это состязательный процесс», — заявила гособвинитель.

После этого судья Чуб объявила перерыв, необходимый ей для написания постановления об отказе в ходатайстве. Пауза выдалась продолжительной. Автор этих строк успел выйти на перекур и, вернувшись, дважды прочитать свою статью в газете «Континент Сибирь», которая предсказывала все то, что только что произошло в зале суда. А коллега из «Тайги.инфо», дожидаясь Ларису Петровну, мирно уснул сидя, благозвучно и мелодично похрапывая.

Группа друзей Солодкина-старшего, похожих на пожилых ветеранов спорта (почти всегда на заседания приходят разные люди), что-то негромко обсуждала с подсудимым через спины конвойных и судебных приставов. Солодкин-младший разговаривал с адвокатами. Подсудимый полковник Андреев сидел и ждал.

Наконец, федеральный судья вернулась в зал заседаний и зачитала постановление об отказе в отводе гособвинителя. В сущности, в тексте было простое повторение доводов прокурора Морковиной. Никаких эмоций это уже не вызвало. Впереди были следующие вопросы.

После рассмотрения других ходатайств защиты, о которых можно будет рассказать при удобном случае, пришел черед главного на сегодня «номера программы» — ходатайства государственного обвинения о продлении для троих подсудимых срока содержания под стражей. Морковина запросила продлить на три месяца, до 15 марта 2013 года, вероятно предполагая, что этого может хватить до вынесения приговора. В обоснование необходимости содержания под стражей были указаны те же доводы, что и на протяжении предыдущих 2-3 лет: пользуясь свободой, подсудимые якобы могут скрыться или оказать давление на свидетелей и потерпевших.

Сторона защиты ожидаемо попросила суд о перерыве до понедельника. По моему разумению, во-первых, чтобы лучше подготовиться. А во-вторых, чтобы вопрос рассматривался не в том заседании, в котором судья только что безоговорочно поддержала позицию гособвинителя… Кроме подсудимых, всем остальным надо было проветриться на выходных.

Давление у Солодкина-старшего и давление на суд

Что такое вообще давление на суд? Вот я так понимаю, что никакого особенного давления на Ларису Петровну Чуб со стороны оказано быть не может. Но совсем другое дело «внутреннее давление», которое она испытывает как часть системы и человек системы.

Ну, а какова же «система»? В порядке очередности в нашем случае, это сперва система судебная, второе — правоохранительная, третье — система власти вообще. И на каждом «этаже» этой конструкции свои заморочки.

(Ах да, была же еще какая-то «власть общественного мнения», всякая пресса. Но с этим проще: не читайте на ночь российских газет и разных там интернетов. Другие же не читают. Общество безмолвствует, да его и нет, как зримого фактора. Впрочем, если вы это читаете, значит, не совсем нет.)

А вот коллеги по работе, в том числе вышестоящие, а вот неслабые «смежники» из Прокуратуры и Следственного комитета…Ну и сама по себе «вертикаль власти» — как там она? Наблюдает, но затаилась? Кому она сейчас благоволит, кого душит?

Осторожность шагов — вот главное достоинство судьи, не желающего порвать не то что бы штаны, но повредить красивую мантию. «Всех отпустить» или, наоборот, «всех повесить» (желательно вместе со следователями и отдельными свидетелями-потерпевшими) — дело, вероятно, хорошее, народу в широком смысле понятное, однако еще не в этом году. Да и не при чем здесь совсем народ, у него Путин есть. А вот что реально выберет Лариса Петровна — «оставить все, как было», как изначально запрошено следствием с 2010 года и многократно утверждено постановлениями судов, или внести осторожные гуманные изменения?

10 декабря в качестве ответа на «продление меры» зазвучали ходатайства адвокатов подсудимых. Опять же, иного и быть не могло: все они запросили об изменении меры пресечения на любую, не связанную с лишением свободы в следственном изоляторе. В ход шли давние аргументы о том, что нынешняя мера пресечения избрана лишь в связи с тяжестью предъявленных (отнюдь не доказанных) обвинений. Что прокуратура в очередной раз ничем не подтверждает своих опасений, будто подсудимые могут скрыться или оказать давление на свидетелей.

Все подсудимые указали, что наоборот, это у них нет в условиях СИЗО полноценного права на защиту. Андрей Андреев вновь подчеркнул, что его дело исключительно заказное, все «доказательства» «сфабрикованы следствием» (до сих пор ни один из свидетелей обвинения — членов ОПГ не сказал в суде, что знает Андреева).

Александр Солодкин-младший отмел саму возможность скрыться от суда: «Хоть на Луну убеги с такими чудовищными обвинениями, жизни нигде не будет… Мы будем добиваться только полного оправдания в суде. Ничего другого для нас быть не может»…Его адвокат Александр Петров был немногословен, но подчеркнуто указал на такую меру пресечения, как домашний арест, которой могут быть сняты опасения побега или давления на свидетелей.

Я рассказываю не в точной последовательности, без особых эмоций и вкратце, поскольку не являюсь ничьим адвокатом или доверенным лицом. Меня только интересует правда и смысл этих событий, в прошлом и настоящем. А они возникают лишь как сумма личных ощущений, мыслей и образов. И еще: я знаю, как оно было раньше и как оно в основном нынче устроено (в смысле — жизнь).

В этой связи особое место для меня занимают обстоятельства Александра Солодкина-старшего. По настоянию его адвоката Светланы Ткаченко еще на прошлом заседании было оглашено и приобщено к делу медицинское заключение из НИИПК Мешалкина, за подписью директора клиники Александра Караськова, в котором описывался диагноз Александра Наумовича двухлетней давности и делалось предположение, что за прошедшее время состояние больного могло значительно ухудшиться. Ишемическая болезнь сердца, гипертоническая болезнь, стенокардия на фоне сахарного диабета средней тяжести. Ткаченко напомнила суду историю неоднократных госпитализаций своего доверителя и заявила определенно, что с начала процесса его состояние стало хуже. Особенным испытанием для него является тяжелый — по инструкции — режим содержания и доставки в дни судебных заседаний.

Адвокат Михаил Книжин вторил Ткаченко с убедительностью эмоциональной. «Обвинение считает, что этот почти 70-летний человек убежит из Российской Федерации! Но у Солодкина большие заслуги в области спорта, у него есть репутация, он относится к тому советскому поколению, для которого слово «честь» — не пустой звук. Главная ценность для него — честное имя». Между тем у СИЗО № 1 даже нет лицензии на оказание кардиологической, эндокринологической помощи, не говоря об экстренных случаях. «Все как будто ждут с каким-то детским любопытством, выживет Солодкин или нет?», — сказал Книжин.

Было заметно, что сам Александр Наумович не хотел «бить на жалость», это казалось ему по-мужски противно. Коротко он назвал свое сегодняшнее давление в 5 утра, после подъема на суд: «185 на 94, я кое-как сюда доехал». (Медицинские справки из следственного изолятора с подобными данными приобщаются судьей в каждый из дней процесса).

Штука в том, что в случае Солодкина-старшего для Ларисы Чуб это будет уже не формальное поддержание «статус-кво», как для предыдущих судей, а решение моральное и личное. В определенном смысле именно она отвечает за него последние 4 месяца. Поэтому я и веду речь о мере пресечении для Александра Наумовича, как о «барометре» всего процесса. В данном случае домашний арест или подписка о невыезде — мера прежде всего гуманная, не вызывающая прямого внутрисистемного конфликта. Пусть правоохранительные органы обеспечат надлежащие мероприятия, чтобы подсудимый «ни-ни». Но если даже такое решение для суда проблематично — тогда опять говорим «ах»!..

В ближайшую среду, вероятно, мы всё об этом узнаем.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ