Александр Наумович Солодкин: о себе, о семье, о криминале

Мы не имели возможности встретиться с Александром Наумовичем Солодкиным при подготовке этого материала. Текст, написанный «от первого лица», основан на беседах с адвокатом Светланой Ткаченко, которая с момента задержания ведет защиту Александра Наумовича и регулярно встречается с ним. Это — реконструированное в форме монолога изложение того пересказа впечатлений Солодкина-старшего о событиях и перипетиях его жизни 2009 – 2012 гг., которыми с согласия Александра Наумовича Светлана Ткаченко поделилась с редакцией «КС». В связи с очень значительным интересом, который вызывают в общественных, политических и бизнес-кругах подробности дела господина Солодкина, мы считаем важным предоставить читателям возможность ознакомиться с точкой зрения человека, которого в Новосибирске знают, ценят и уважают очень многие.

— Цель всего изложенного ниже не в том, чтобы вызвать сочувствие ко мне или моей семье. Я никогда не хвалился своими достижениями, связями и какой-то особой родословной, которой у меня, собственно, и нет. Это честный рассказ о том, кто такие Солодкины и почему появилось это громкое дело.

Почти 70 лет назад я родился в Новосибирске. Мои родители не имели высшего образования, но все сделали, чтобы мы с братом получили его.

Брат — Юрий Наумович — окончил школу с золотой медалью, закончил Новосибирский электротехнический институт, стал кандидатом, потом доктором наук, профессором. Сейчас известен еще как поэт, который за 15 лет выпустил восемь популярных сборников стихов.

Я после окончания школы тоже поступил в НЭТИ. После окончания института работал инженером. Потом ушел на спортивную работу, так как всю свою сознательную жизнь активно занимался баскетболом. Был кандидатом в мастера спорта СССР. Позже работал тренером по баскетболу, стал судьей Всесоюзной категории. Завершал трудовую деятельность уже заслуженным работником физической культуры, заслуженным тренером России. Имею знаки «Меценат столетия» и «Гражданин Отечества».

Я это написал потому, что хочу подчеркнуть тот факт, что, не имея каких-то связей и «волосатой» руки, мы с братом сумели многого добиться в этой жизни и сами сделали себя.

Где бы я ни работал в спорте, никогда не боялся рисковать в интересах дела, но никогда не занимался злоупотреблениями.

Не секрет, что в советское время профессиональный спорт скрывали и вуалировали его под любительский. Поэтому понятно, что в 70-е годы создать баскетбольную команду «Локомотив» и в 80-е вывести ее в высшую лигу чемпионата СССР было большой проблемой. Из воспитанников местных школ баскетбола мы с Юрием Перминовым и Юрием Аристарховым создали команду, которая не только вышла в высшую лигу, но и следующий сезон сохранила за собой место в элите советского баскетбола. Тогда это стало сенсацией!

Очень сложно было собирать в Новосибирске команду такого уровня. Мы, единственные в стране, работали на хозрасчете. И понятно: в те годы это было просто запрещено. Фактически мы на 15 лет опередили другие команды высшей лиги. К хозрасчету в российском баскетболе, да и вообще в командных видах спорта перешли только в 90-е годы.

В самом начале «перестройки» я получил приглашение перейти на работу в облисполком (ныне администрация НСО) заместителем начальника управления пищевой, а потом хлебопекарной промышленности.

С 1983-го по 1991 год я проработал в системе облисполкома, но со спортом не терял связи. Помогал баскетбольным командам «Локомотив» (мужчины) и «Динамо» (женщины).

В 1991 году по приглашению И. И. Индинка, Л.А Ячменева и Л. А. Сулейманова я возвратился в спорт и создал первый профессиональный клуб «Сибинтербаскет-Динамо» на базе женской команды. Законодательство к этому времени изменилось, и те наработки по финансированию команды, которые у меня накопились в 80-х, можно стало применять вполне официально.

В 1992–1993 годах под крыло «Интербаскета» ушел мужской клуб «Локомотив». Эту команду стало поддерживать Управление внутренних дел на транспорте (УВДТ, начальник — генерал-майор Г. П. Климов), и команда была переименована в «Динамо-Локомотив». Таким образом, удалось сохранить городу обе баскетбольные команды, перейти на хозрасчет и начать активно работать по коммерческим контрактам с Китаем.

У нас появились деньги, форма, зарубежные поездки на турниры. Каждый год (в ноябре-декабре) мы возили обе команды на выставочные матчи в США, ежегодно выезжали в Китай.

В 1994 году был произведен раздел команд на два клуба, и я стал президентом клуба «Динамо-спорт» мужской команды «Локомотив». И оставался им до 2003 года. Клуб часто менял названия, так как менялся генеральный спонсор («Динамо», «Трансблок», РАТМ, «Энергокомплект», «Западносибирская железная дорога», «Сибирь-телеком»).

Каждый из этих генеральных спонсоров по договору с клубом финансировал только основные затраты по учебно-спортивной работе, поездкам и минимальному фонду заработной платы. Покрытие остальных расходов было задачей президента клуба, который должен был найти 2–3 десятка организаций и частных спонсоров для осуществления доплат к зарплатам игрокам, аренде квартир, расчетам с агентами за приобретенных баскетболистов и выполнение прочих условий контракта. А эти расходы в разное время составляли от 300 до 500 тысяч рублей в месяц.

У меня было много друзей и знакомых, которые в те годы помогали клубу, не требуя никаких отчетов по расходованию вложенных средств, потому что прекрасно знали меня, видели и понимали, на что идут их деньги и сколько требуется дополнительных финансовых затрат.

Со своей стороны мы рекламировали все организации, которые нам помогали, на баннерах и в буклетах, выпускавшихся к каждой игре.

Я так подробно описал участие мелких спонсоров, которые давали команде от 5 до 30 тысяч рублей в месяц, потому что к ним относилось и «Запсибзолото». Представители этой организации Боженко и Шаравин обвиняют меня сегодня в том, что они давали мне по 15 тысяч рублей в месяц каждый не как спонсорские деньги, а как оплату моих услуг по решению их имущественного спора по зданию «Запсибзолото» в судебных инстанциях. С их слов получается, что я не решал и не решил их проблемы, а они, тем не менее, полтора года мне платили. Впрочем, на таких подтасовках построены все обвинения в адрес моей семьи.

* * *

— В 2000 году, зная, что у клуба большая группа спонсоров, готовых поддерживать команду, мы, впервые в истории новосибирского спорта, приняли решение пригласить в команду двух дорогостоящих американских легионеров. Так в «Локомотиве» появились Маркус Уэбб и Лакиста МакКуллер. Расходы на этих спортсменов были оправданны повышенным интересом к играм команды в чемпионате России. На волне этого интереса заниматься баскетболом пришли десятки перспективных, талантливых молодых игроков. Об этом писали все газеты, включая центральную прессу. Кроме того, в эти же годы мы вернули из Испании заслуженного мастера спорта Сергея Бабкова.

С тех пор в команде каждый год играли легионеры из Америки, Сенегала, Гондураса.

Тогда бюджетные средства на содержание команды практически не поступали. Были разовые «подачки», но финансирования на постоянной основе не осуществлялось. Только после моего прихода на работу в управление физической культуры и спорта удалось убедить губернатора В. А. Толоконского, что необходимо равномерное годовое финансирование всех команд в игровых видах спорта.

К сожалению, в финансировании команды нередко возникали сбои, периодически приходилось «перехватывать» деньги, чтобы не сорвать учебно-тренировочный процесс и календарные игры. В таких случаях я никогда не оставался в стороне, находил возможность беспроцентного займа необходимых сумм и передавал деньги в баскетбольный клуб. Через месяц, а порой и больше после восстановления бюджетного финансирования, деньги возвращались кредиторам. Здесь я хочу подчеркнуть: ни копейки заемных денег ни разу не пропало и ни копейки бюджетных денег не было выплачено за пользование займом. Люди понимали, что помогают городу и на этом ничего не заработают.

Работая начальником управления, я очень много и часто выезжал в районы Новосибирской области, где решал вопросы строительства и реконструкции спортивных объектов. У меня были такие поездки, когда мы с Николаем Гавриловичем Полтавой проезжали за сутки 1000–1200 километров.

Не было ни одного главы администрации в области, с кем у меня были бы плохие контакты в плане строительства и реконструкции спортивных объектов. Я всегда встречался с ними на местах, и они бывали у меня, когда приезжали в город по своим делам. Для меня это было знаком высшего уважения и признания моего вклада и участия в развитии сельского спорта.

Перейдя в конце 2008 года на работу главным экспертом по спорту в Администрацию НСО, я создал и зарегистрировал «Фонд развития и поддержки спорта в Новосибирской области». Была разработана большая программа строительства объектов. Область собиралась выделить порядка 300–350 миллионов рублей, и столько же я должен был привлечь спонсорских средств от банков и коммерческих организаций. Такова была договоренность с губернатором и А. Г. Филичевым. Но кризис 2008 года не позволил осуществить эти планы. Область выделила Фонду всего 10 миллионов рублей, которых, естественно, не могло хватить даже на малую часть задуманных планов. Поэтому я, согласовав свое решение с А. Г. Филичевым, положил полученные деньги на депозит в Муниципальный банк, а на полученные проценты было решено помочь хотя бы одному виду спорта. Коллегиально определили, что это будет биатлон. И Фонд стал финансировать переезд и проживание в городе Ольги Вилухиной и ее тренера Валерия Иванова. Время показало, что средства, вложенные в 2009–2010 годах в эту спортсменку, дали хорошие результаты.

Ольга закрепилась в основном составе сборной команды России и единственная из этого состава поднялась на пьедестал почета Чемпионата мира в 2012 году. Сегодня она является реальным кандидатом в Олимпийскую сборную в Сочи.

На Олимпиаду в Лондон от Новосибирска готовятся 29 человек по 13 видам спорта. К 23 спортсменам из этого числа я имел прямое отношение во время работы в управлении.

Специалисты спорта помнят и знают это. Они пишут мне теплые письма со словами благодарности, которые я сохраню до конца моей жизни. Сегодня эти письма греют мне душу, истерзанную за два года в тюремных застенках.

А вот сотрудники ОРБ и Следственного комитета не хотят считаться с мнением профессионалов. Даже в тех двух видах (бокс и греко-римская борьба), в которых нашли финансовые нарушения (к слову, не имеющие ко мне никакого отношения), выросли два чемпиона мира Миша Алоян и Роман Власов. Они уже завоевали право выступать на Олимпийских играх в Лондоне. Я абсолютно убежден, что все средства, вложенные в бокс и греко-римскую борьбу, полностью оправданны и окупились.

К слову, после того, как меня обвинили в финансовых нарушениях, связанных с этими видами спорта, я просил провести очные ставки с тренерами по греко-римской борьбе и представителями Федерации бокса, но получил от следователя отказ.

Чтобы судить о финансировании профессионального спорта, организации мероприятий, надо знать специфику этой деятельности изнутри и окунуться в спортивную жизнь. Сегодня среди сотрудников ОРБ и Следственного комитета я не вижу специалистов спорта. Все их рассуждения на уровне обывателей и болельщиков, а этого совершенно недостаточно, чтобы разобраться в инкриминируемых мне статьях по расходованию спонсорских и бюджетных средств.

Из-за непрофессионализма следователей и такого наплевательского отношения к письму выдающихся новосибирских спортсменов и тренеров, написанному в мою поддержку, его попросту проигнорировали.

* * *

— В следственной группе постоянно меняются следователи и руководители. Когда дело пойдет в суд, то претензии предъявлять будет не к кому, если обнаружатся какие-либо нарушения. А они уже сейчас очевидны.

Вот, например, события, которые произошли 6 марта 2012 года. Меня вызвал следователь Тарасов Вадим Александрович. Беседовал очень любезно. И в ходе этой «любезной беседы» я неожиданно узнаю, что в пяти томах: 64, 112, 114, 115 и 119 добавились листы. Всего 51 страница. Мне было предложено подписать согласие с внесенными изменениями. Т. е. следствие в июле 2011 года предъявило официальное обвинение. 22 февраля 2012 года я закончил ознакомление со всеми документами и видеоматериалами, надеясь, что в течение недели подпишу ст.217 УПК РФ и дело уйдет на утверждение в прокуратуру, а следователи в это время вносили коррективы в уже законченные прошитые и пронумерованные тома.

Я, конечно, отказался подписывать такие изменения, так как не знаю: откуда появились эти 50 с лишним листов и что в них.

7 марта меня снова вызвали в административный корпус. На этот раз приехал руководитель группы А. А. Лебедев вместе с моим адвокатом Светланой Михайловной Ткаченко. Разговор был очень корректный, но я и адвокат не дали согласия на новое ознакомление с указанными томами и подписание их увеличения на 51 страницу. На этом и расстались. Вероятно, та встреча была не последней.

Весь декабрь, январь и февраль я торопил Следственный комитет с ознакомлением меня с документами дела, так как предвидел весеннее обострение сердечно-сосудистых заболеваний. Я принимал большое количество сильнодействующих лекарств, среди которых были антидепрессанты. Сейчас мое состояние резко ухудшилось, а мне неожиданно предлагают вновь ознакомиться с пятью томами дела. Теперь уже торопятся следователи, так как подпирают сроки передачи материалов в прокуратуру. Три месяца их было не видно, не слышно, а теперь неожиданный порыв служебного рвения.

Пошел третий год, как нас с сыном лишили свободы. 19 марта мне исполнится 69 лет, и это будет третий день рождения, который я встречаю за решеткой.

За это время я перенес столько испытаний, что их хватило бы на целую жизнь! Друзья и родственники не забывают и поддерживают нас с сыном. Верят в нашу невиновность. И это помогает переносить все невзгоды тюремной жизни.

* * *

— Вспомнить страшно, что первые три месяца я и сын провели в сыром подвале. Потом я попал во вторую городскую больницу скорой помощи с сердечным приступом. Волею судьбы, это была та больница, над которой мы шефствовали, когда я работал замом начальника управления хлебопекарной промышленности. Многие врачи и сотрудники помнили меня с тех времен. А тут я попадаю на больничную койку в четырехместную палату под охраной автоматчиков. Было ужасно неудобно перед пациентами, некоторые из которых тоже узнавали меня, за то, что им много неудобств создавала моя охрана. Врачи больницы относились ко мне с вниманием и заботой, но обстановка, создаваемая этой охраной, походы в туалет под присмотром автоматчиков унижали меня и не позволяли лечиться полноценно.

В конце 2010 года я снова попадаю в больницу. Сначала в ту же, вторую, а потом в клинику им. Е. Н. Мешалкина, где известные специалисты в течение месяца обстоятельно обследовали меня. 24 декабря 2010 года мне имплантировали аппарат круглосуточного мониторинга и установили диагноз, по которому с января 2011-го (после нового президентского Указа) я должен был быть освобожден. Но следствие организовало медосмотр в военном госпитале, специально, чтобы оставить меня в тюрьме.

Процедура обследования, которую провел эскулап из Томска, была демонстративно-унизительна. Он за несколько минут осмотра единолично отменил заключение специалистов-кардиологов клиники Е. Н. Мешалкина.

Все это надо было пройти и испытать. А когда я вернулся из больницы в камеру, то обнаружил, что у меня пропали все запасы продуктов. А мой сосед никаких пояснений дать не смог. Потом, когда я знакомился с материалами дела, из показаний понял, кто был подсажен ко мне в камеру. Очень нечистоплотный и непорядочный человек, который сейчас отбывает наказание за пределами Новосибирской области.

Знакомясь с делом, я прочитал, как допрашивали известных новосибирских врачей, оказывая на них давление с целью дать заключение, что я могу содержаться в условиях СИЗО. Такие же показания давали сотрудники СИЗО, отвечающие за содержание арестованных и прогулки. Уклон допросов — подтвердить, что я здоров, ничего у меня не болит и ничего не беспокоит.

В начале заключения, в один из дней, когда я в административном корпусе ждал встречи с адвокатом С. М. Ткаченко, ко мне в комнату для переговоров зашли следователи (ныне не работающие) Цыганков и Бархотова. Предложили мне дать показания на руководителей области и города: В. А. Толоконского, В. Ф. Городецкого, А. А. Беспаликова в обмен на мое освобождение. Я был удивлен таким предложением и спросил: «Почему мы разговариваем без адвоката?». На что получил ответ, что моего адвоката сейчас в СИЗО нет. Я отказался от общения. Но некоторое время Цыганков и Бархотова не уходили, а последняя делала мне комплименты, что я прекрасно выгляжу, являюсь разумным человеком, а значит, подумаю и соглашусь на их предложение. Я еще раз отказался. Они ушли, и буквально через 1–2 минуты в комнату вошла адвокат Ткаченко. Светлана Михайловна была очень удивлена и возмущена. Эти господа, оказывается, видели ее в холле и ни слова не сказали, что идут ко мне на встречу!

После этого контакта Бархотова через своего мужа — представителя партии ЛДПР, которую давно «поддерживали» и продолжают «поддерживать» Боженко и К, передает просьбу подключить к этому делу Жириновского. И вот этот «старец», «орущий и брызжущий слюной психопат» (как его охарактеризовала А. Б. Пугачева), с трибуны Государственной думы начинает клеймить позором отца и сына Солодкиных за связь с ОПС Трунова.

* * *

— Cамое начало следствия. Середина 2010 года. Цыганкову организовывают встречу в СК (в Новосибирске) с Жириновским. Непонятно, каким образом после встречи в комитете происходит утечка следственной информации. Не это ли стало причиной отказа от услуг Цыганкова и Бархотовой во время реорганизации СКП?

Анализ всех событий, предшествующих моему аресту, говорит том, что моего имени не было ни в одной оперативной разработке сотрудников ОРБ до середины 2009 года. И когда после обыска в квартире сына я подключился к его защите и стал искать справедливости, то на меня сразу, с подачи ОРБ начали давать показания Боженко, Ганеев и другие участники ОПС Трунова, заключившие досудебные соглашения. Я знал, что все мои жалобы в Москву на имя Медведева, Путина, Бастрыкина, Нургалиева, Бортникова, Чайки и других вернулись в Новосибирск к тем, на кого я жаловался.

Я пробовал встретиться с начальником Управления ФСБ России по Новосибирской области Сысоевым. Разговор состоялся по телефону. Он мне пояснил, что недавно вступил в эту должность, много работы, знакомится с делами и попросил пока встретиться с его замом Стручковым. Это уже был декабрь 2009 года.

Стручков выделил мне сотрудника, который по моей просьбе допросил порядка десяти человек, хорошо знающих ситуацию и события вокруг ОРБ и вещевого рынка. Из компетентных источников я получил информацию, что все, о чем мы говорили со Стручковым (в тот момент первый заместитель начальника Управления ФСБ по Новосибирской области), слово в слово было передано А. Д. Никитину (в тот момент заместитель начальника ОРБ ГУ МВД по СФО).

Я понял, что в Новосибирске я ничего не добьюсь, и несколько раз в декабре 2010 года летал в Москву, где старался как-то изменить ситуацию.

В Москве я точно узнал, кто является основным «игроком» в нашем деле и чьим интересам я помешал своими поездками, встречами и жалобами.

Зная позицию «игрока» и его соратников, я включился в большую игру, делая вид, что доверяю этим людям, и периодически встречался с ними.

Человек, приехавший из Москвы в Новосибирск, вникнув в наше дело, сообщил мне, что на меня практически ничего нет, но время специально оттягивают, чтобы слепить «компромат», достаточный для ареста. Я не поверил. Но человек сказал, что делают все, чтобы арестовать всех, так как задеты интересы «игрока» и К.

Я продолжал делать вид, что доверяю игроку и его соратникам. Они говорили, что стараются вести дела так, чтобы это не коснулось меня и моей семьи. Но на самом деле только оттягивали время, чтобы предъявить как можно больше обвинений, набрать любой «компромат».

Раньше, осенью 2009 года (когда все ответы из высоких инстанций вернулись в Новосибирск) состоялась моя встреча с полпредом в СФО А. В. Квашниным.

Анатолий Васильевич принял меня очень хорошо. Мы с ним говорили не только о моих делах, но и о развитии автоспорта и горнолыжного спорта. Он взял от меня заявление на его имя с текстом, который я отправлял в Москву. Прочитав его, наложил резолюцию и сказал, чтобы через пару дней я встретился с его замом В. В. Гончаровым, которому он дает поручение: «Разобраться».

Я и до этого момента несколько раз бывал у Гончарова, и мы говорили о моей проблеме, но вопрос никак не решался.

Через три дня мы встретились с Вадимом Вадимовичем у него в кабинете. Он не скрывал своей обиды и раздражения, что я через его голову обратился к шефу. Потом успокоился. Мы пообщались, но «маховик» репрессии продолжал раскручиваться. Помощи никакой я не нашел.

Все «доказательства» на меня собирались в спешном порядке с середины января до середины февраля. Допросы Хачтряна, Елькина, Боженко, братьев Ганеевых, Закузенного были датированы с 15.01 по 15.02.2010 года. С арестом очень торопились и 16 февраля задержали, предъявив нелепые обвинения.

* * *

— Если посмотреть, что легло в основу обвинительного заключения, то становится ясно, что показания дают люди, попавшие в прямую зависимость от сотрудников ОРБ. Я не собираюсь сравнивать свои заслуги с тем, что сделали все вместе эти, с позволения сказать, граждане страны. Я почти полвека честно трудился для своей Родины, а они всю жизнь работали только на свое благо, не сделав ничего полезного для страны.

Я, как и мои дети, спонсировал много мероприятий в городе и области, помогал людям, организовывал праздники и спортивные соревнования.

Сын Саша сделал быструю политическую карьеру, стал сначала депутатом горсовета, а потом самым молодым вице-мэром. Сын Юра успешно занимался совершенно легальным бизнесом. Прекрасное знание английского языка помогало ему как вице-президенту клуба «Локомотив» работать с иностранными спортсменами, ежегодно выступавшими за команду. Дочка Женя в 2008 году стала заместителем главы администрации Октябрьского района.

Успехи моих детей, мое влияние и авторитет в городе вызывали зависть и опасения со стороны руководства ОРБ. И началась травля.

Это нужно было силовикам, чтобы на примере семьи Солодкиных показать, кто в городе хозяин. И следует признаться честно: многое из задуманного у них получилось. Нас обвинили в таких преступлениях, что многие знакомые и влиятельные люди постарались дистанцироваться от нас, чтобы не попасть под тот громадный поток лжи, который вылили на нашу семью.

Сегодня меня упрекают в том, что мой младший сын в розыске и уехал из страны. Но мы знаем, что это одна из общепринятых схем борьбы с ложными обвинениями. Доказать свою невиновность, находясь в тюрьме, практически невозможно. На свободе человек может бороться за свое честное имя.

Рейдерские захваты бизнеса моих детей все эти два года приносят дополнительные доходы Боженко, Ганееву и их покровителям в силовых структурах. Ничего не поменялось. Только денежные потоки стали еще больше и подконтрольней ОРБ.

Находиться в СИЗО по сфабрикованному обвинению очень тяжело, но еще тяжелее пройти по «этапу» в другое СИЗО. Это испытание выпало на долю Саши, которого из Новосибирска (по надуманному поводу) этапировали через Мариинск в Кемерово. Я очень переживал, пока не получил весточку о том, что он добрался туда. А через четыре месяца его вернули таким же этапом в Новосибирск. Этими перемещениями хотели уничтожить у сына волю к борьбе за справедливость и сломать его. Все это отняло много здоровья у него, у меня и у всей нашей семьи.

Те люди, которые развернули войну против Солодкиных, отождествляют себя с государственной машиной. Один из руководителей этой структуры говорил мне незадолго до ареста, что их государственная машина перемолотит любого, кто выступит против них. Он же утверждал, что Москва далеко, а здесь все решают они. Решали и будут решать, потому что никто в госструктурах столицы не собирается вникать в то, что творят отдельные силовики в Новосибирске.

* * *

— За эти годы прошло много судов, которые определяли меру пресечения — заключение под стражу. Суды постоянно удовлетворяли ходатайства гособвинения и Следственного комитета. И даже когда прокурор А. В. Куликов просил изменить меру пресечения, суд счел нужным поддержать позицию следствия и оставить меня за решеткой. И не удивительно: в судах все решения всегда были заготовлены заранее, а сами процессы носили формальный характер. В судебных заседаниях постоянно путали имена, факты и события, но это никого не интересовало.

В конце апреля будет очередной суд. Что он решит, пока никто предположить не берется. Надеюсь: если доживу — услышу и увижу.

Два года нас держали в СИЗО, потому что следствие боялось, мол, мы окажем влияние на свидетелей и следствие. Сейчас следствие закончено. Мы полностью выполнили ст. 217 УПК РФ — ознакомились со всеми документами. Уже ничего не изменишь и ни на кого не повлияешь, но нас все равно продолжают держать под арестом. Какую угрозу и кому мы представляем в настоящее время?

Я никогда не отрицал и не отрицаю, что знал в этом городе очень многих людей. Этому способствовала моя работа в спорте, определенная известность и популярность, а также моя особая черта характера — контактность.

Я знал Александра Трунова и многих тех, кто его окружал. Все они имели отношение к спорту и помогали спорту. Но знать — это не значит участвовать в каких-то общих делах. Нас объединяло отношение к спорту и строительству современных спортивных сооружений. Других общих интересов у нас никогда не было!

Я никогда не помышлял уезжать из России, не верил, что подобная трагедия может коснуться меня и моей семьи.

Я люблю эту землю, которая зовется моей Родиной, люблю людей, живущих в этой стране.

Все делал в своей жизни, чтобы не наследить, не натоптать, а оставить добрый след и хорошую память о себе. В таком духе воспитывал и своих детей. Считаю, что мне и моей жене удалось это сделать!

Я хочу, чтобы в моей стране восторжествовала справедливость. Наказание должно быть неотвратимым, но наказывать нужно за преступления, а не ради коммерческой выгоды или карьеры.

У моего брата Юрия Наумовича есть много крылатых и популярных фраз. Когда мне тяжело, я вспоминаю для большей убедительности подтверждения моих принципов несколько строк, сопровождающих всю мою жизнь:

Нужно так натянуть струну,

Чтобы верным был звук в струне.

Нужно так изменить страну,

Чтобы не изменить стране.

И еще один принцип всей нашей семьи по отношению к тем, кто нас окружает. Его мой брат сформулировал всего в двух строчках:

Счастье формулой не выражается,

Если делишь — оно умножается.

Этим сказано все. Так жили, так живем и так будут жить наши дети и внуки.

* * *

— Я хочу, чтобы жители Новосибирска знали истинную правду по делу семьи Солодкиных, а не обвинения, сфабрикованные искусными сотрудниками ОРБ и Следственного комитета. Чтобы беспредел в отношении Солодкиных стал последним и никогда не коснулся других успешных людей нашего города. Если этого не сделать — нечистоплотные силовики уверуют в свою полную безнаказанность и будут дальше в личных интересах «крышевать» криминальные структуры.

Искалеченной судьбы одной семьи достаточно!

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ