Анастасия Журавлева: «Театр — территория любви»

Оригинальный продюсерский театральный проект под названием «Песни о Родине» был показан на малой сцене театра «Глобус» 5 и 6 февраля. В постановке, осуществленной театральной компанией «Гамма», слились в общем хоре три текста, три режиссера, три актерских коллектива. Культовый рассказ Пелевина пересказал Алексей Крикливый («Глобус»), прозу Дмитрия Глуховского интерпретировал Павел Южаков («Первый театр»), а независимый режиссер Дмитрий Егоров инсценировал незамысловатую сказку Майи Кучерской про православного ежика, которая уже вызвала дискуссии. Впрочем, любить Родину каждый волен на свой манер. Продюсер проекта АНАСТАСИЯ ЖУРАВЛЕВА рассказала «КС» о своем понимании роли театра в современном обществе и проблемах арт-менеджмента.

—Анастасия, поздравляю с премьерой. Вы говорили, что при создании «Песен о Родине» не привлекали ни грантов, ни субсидий. Каковы источники финансирования проекта?

— За все время существования театральной компании «Гамма» у нас не было привлеченных инвестиций, мы работаем исключительно на те средства, которые сами зарабатываем. Если говорить о проекте «Песни о Родине», изначально он задумывался более экономичным, но постепенно стало понятно: если мы хотим, чтобы все было всерьез, необходимы затраты на костюмы, реквизит и другие детали, необходимые для воссоздания духа эпохи. Однако мы изначально понимали, что это не коммерческий проект.

— Почему этот проект для вас важен?

— Можно сказать, что это мое продюсерское высказывание на тему того, как должно быть организовано театральное пространство, потому что, по сути, мы поставили себе те задачи, которые коммерческая независимая компания ставить себе не должна. Теоретически мы должны думать о том, как продать больше дорогих билетов и быстрее окупить свой продукт. Но нам это неинтересно.

— Мне интересно жить с пониманием, что я обустраиваю свой дом. Это мое участие, моя песня о Родине. Безумно люблю страну, в которой живу, со всеми ее плюсами и минусами. Понимаю, терплю, сострадаю, восхищаюсь. Наверное, я патриот.

— Сегодня это слово понимают очень по-разному.

— В классическом смысле слова: я патриот, который не может любить свою Родину с закрытыми глазами. Согласна с Чаадаевым, который писал, что прежде всего мы обязаны отечеству истиной. Для меня «Песни о Родине» и есть поиск истины. У общества есть запрос на серьезные театральные проекты, и есть достаточное количество людей, способных их произвести. Мне важно, чтобы они встретились, чтобы к нам пришли люди думающие, читающие, сомневающиеся, с чувством юмора и подлинной способностью к состраданию. Их у нас, к счастью, великое множество, этим мы и отличаемся. Как женщина я могу себе позволить быть сентиментальной — несмотря на то что я знаю каждую строчку текста и каждую пуговку, пришитую к шинели, я смогла смотреть спектакль как зритель. Почувствовала пронзительную боль за хрустальный мир, который не защитили. И невероятную нежность к Антону Ломакину, который не мог упустить свой шанс в борьбе с коррупцией. Мне понятна ирония по поводу мракобесия, подменяющего подлинную веру.

— Чем вызвано желание объединить в одной истории трех разных режиссеров?

— Этот проект, кроме всего прочего, способ высказаться о необходимости искать новые способы создания культурных проектов в период кризиса. Консолидировав на момент производства возможности трех режиссеров и актерские силы трех театров, мы дали возможность появиться новым энергиям. Это наше высказывание о том, что мы имеем право думать, что живем не в провинциальном городе. Сегодня объединить в одном проекте разные сибирские города не так уж титанически сложно, если этот процесс не обрастает бумагами и административно-командным аппаратом. Так что «Песни о Родине» — еще и попытка высказаться против насильственных соединений вроде широко обсуждаемого тюменского опыта. Так что в этом проекте для меня идеи больше, чем экономики. Но поскольку у меня нет нефтяной вышки…

— Экономический аспект невозможно вынести за скобки?

— Действительно, есть команда, которая должна получать зарплату, есть обязательства перед партнерами и поставщиками. Поэтому мы, например, были вынуждены сократить количество пригласительных: если в зале всего 84 места, а на сцене 17 артистов, продажа максимального числа билетов просто необходима. В конце концов, платить за культуру — это хороший тон, мы же не ждем в магазине бесплатного хлеба или одежды. Честно говоря, непонятно желание «пройти» в театр или кино, особенно от тех людей, которые после премьеры съедают еды и выпивают разных напитков на сумму, которая значительно превышает стоимость билетов. Нам крайне важно, чтобы билеты продавались, потому что это возможность окупить проект и сделать что-то еще. По сути дела, наши зрители — это наши акционеры.

— Да, есть зрители, которые смотрят все наши проекты и очень нам доверяют. Это люди, которые способны воспринимать новое, любят разные спектакли, умеют думать, им интересна жизнь. Так что наш слоган: «У нас лучшие в мире зрители».

— Это не изобретенная маркетологами схема, а выстраданная в результате работы формулировка. Мы начали театральную деятельность со спектакля «Двадцать минут с ангелом» осенью 2012 года, и первый успех придал нам уверенности. Потом родился импровизационный проект «Ненаписанная пьеса»: первый спектакль о любви мы с артистами «Первого театра» сыграли в IQ-баре кинотеатра «Победа», продолжение о детстве играем на разных площадках. Постоянный поиск площадок — одна из особенностей нашей работы, сейчас, например, мы с удовольствием играем в театральном клубе «Пуля». Потом случилась история с «Оскаром и розовой дамой» — впервые этот спектакль выпустили в театральной лаборатории Театрального института, потом им занялись мы, а теперь в интересах спектакля и зрителей передаем его театру «Глобус». Потом мы сделали «Тестостерон», который прекрасно встал на сцене «Красного факела», за что театру большое спасибо. «Ловелас» изначально был выпущен в театре Афанасьева, потом по разным причинам его показ приостановили, и теперь мы сделали вторую редакцию на площадке Камерного зала филармонии.

— Известная студия «Ха!Мы!» появилась до всего этого театра?

— Это и сейчас один из наших основных проектов, который успел обрасти дополнительными форматами вроде импровизационных «Хамских вечеров» или ироничной молодежной дискотеки, обыгрывающей современную попсу и электронику. Люди танцуют, веселятся, получилась такая абсолютно свободная музыкальная программа, которая интересна, хотя и не претендует на звание образца высокого искусства.

— Собственно, мы его и придумали: с одной стороны, это попытка высмеять, выстегать нечто, а с другой — арт, то есть искусство, потому что это делают люди, в совершенстве владеющие профессиональными актерскими навыками.

— Что-то подобное раньше делали скоморохи?

— Да, это шутовство в лучшем смысле слова. Когда все начиналось, нас было мало, и в зале — все свои, а сейчас это аншлаговые проекты. Складывается такая история по формированию своего зрителя: я думала, что все приходят посмотреть на любимых актеров в новом амплуа, а оказалось, что чуть ли не половина зрителей приходят именно на «Ха!Мы!», а потом им становится интересно, и они идут в театр. То есть мы через «хамов» приводим людей в серьезный театр. Мне кажется, это круто, потому что огромное количество людей даже не представляют себе, какого счастья лишаются, не ходя в театр. Еще древние греки описали понятие катарсиса, когда через смех или слезы ты проживаешь какой-то очень важный момент, что-то с тобой происходит прямо в зале. Иногда это спасает в стрессовых ситуациях, иногда добавляет настроения. Эту тайну надо открыть всем, в том числе людям бизнеса, которые иногда даже не задумываются о том, как важно быть причастными к театру: открыть в себе что-то новое, почувствовать, что по-настоящему волнует людей. Неспроста общество всегда так пристально внимательно к творцам — они знают что-то, чего не знают все остальные.

— Наши читатели из числа любителей театра в первую очередь ценят его за живые эмоции.

— Думаю, и бизнес у них идет успешнее, потому что они живые. Но есть и вторая составляющая — меценатство, которое у нас почти не развито. Я иногда удивляюсь, почему ко мне не приходят и не спрашивают, куда инвестировать. За два с половиной года активного существования мы создали различные бизнес-модели окупаемых творческих проектов, и при наличии инвестиций могли бы окупать их значительно быстрее, избавившись от дефицита оборотных средств. Дополнительные вливания позволили бы лучше продвигать проекты и увеличить число прокатов. Кроме того, сотрудничество с театром — это чудо причастности, ценность которого мало кто понимает. Например, мы выпускаем программки, которые являются прекрасным рекламным носителем: больше половины зрителей их покупают и чаще всего хранят.

— Безусловно, и это именно честное партнерство. Например, мы благодарны сотрудничеству с Александром Терешковым и галереей немецкой моды Gardeur. Здесь нам уделяют время и внимание, в «Тестостероне», например, все актеры одеты в их одежду, к тому же Александр обладает прекрасным вкусом и пониманием сценического образа. Партнерские отношения со SPA-центром «Небо» сложились после того, как Светлана Жирнякова побывала у нас на спектакле «Оскар и розовая дама». Это произвело на нее колоссальное впечатление, и она сделала подарок Светлане Галкиной — возможность иногда отдохнуть и привести себя в порядок.

— Да, работает. Вряд ли можно говорить об огромном потоке, но люди идут. Еще больше это работает на лояльность, узнаваемость. Бизнесу выгодно помещать информацию о себе в эмоционально значимый культурный контекст. Странно, что почти не используется такой ресурс, как product-placement. Например, в том же «Тестостероне» действие происходит в ресторане, один из героев — официант, который достаточно долго находится на сцене в черном фартуке…

— На котором могло бы быть написано название одного из ресторанов?

— Конечно. В компаниях есть отделы рекламы, в которых люди деньги получают, но до таких тонкостей почему-то никто не доходит. Я просить не умею, не мой формат, к тому же совершенно не терплю неуважения к людям, которые выходят на сцену. Какими бы они ни были в жизни, они умеют делать то, что недоступно нам с вами — выйти на сцену и совершить чудо. Значит, откуда-то с неба, по какому-то невероятному каналу им отпущен какой-то луч. Так зачем же я, простая земная женщина, буду этому противостоять? К сожалению, бизнес иногда считает, что если «дать денег», то можно обзавестись карманным театром и компанией для увеселений. Только я на таких условиях не готова «взять денег». Это ниже достоинства людей, с которыми я работаю. Интересно было бы прийти к серьезному разговору об инвестициях, потому что деньги у нас хотя не колоссальные и не слишком быстрые, зато надежные — хлеб и зрелища востребованы всегда.

— По большому счету, в этом и должна быть функция государства, министерства культуры. В любом случае предлагаю от формата просьб о помощи перейти к партнерскому диалогу бизнеса и культуры.

— Бизнеса и культурного бизнеса?

— Это и есть арт-менеджмент, довольно сложный вид деятельности — я сама постоянно продолжаю учиться. Например, сотрудничество с «Глобусом» стало для меня хорошей школой. Прекрасно, что есть стационарные театры с их планомерностью и организованностью, но независимые площадки тоже нужны. Чем больше возможностей для художественных высказываний у режиссеров, актеров и художников, тем лучше. Вот нынешний год, например, объявлен годом литературы, и наш проект как раз основан на текстах современных российских авторов. Думаете, нам позвонила хоть одна библиотека и попросила встречу с читателями? Все привыкли идти туда, где государство и бюджет. Мы понимаем, что у каждого свои задачи и не стоит ждать милостей от минкульта, но хотелось бы иметь возможность диалога. У государства есть материальная база, у нас — умение эффективно промоутировать культурные проекты, у города и области — культурный и творческий потенциал. В идеале нужен хороший бизнес-проект по продвижению территории как культурного центра.

— Какие перспективы, есть ли желание стать новым Дягилевым?

— Сначала надо пережить этот год, который будет невероятно сложным с точки зрения экономики. И это вполне возможно, если пересмотреть некоторые аспекты нашей работы. Но дело не только в нас. Надеюсь, что люди, которые сегодня скупают земли и дома, одумаются и начнут что-то делать со средой просто для того, чтобы их дома не сожгли. И государство, и бизнес, и каждый из нас должен делать все возможное для снижения уровня социальной агрессии, неизбежной в кризисные времена. Это проще всего сделать через язык творчества, которое есть созидание по своей природе. К тому же творчество — это всегда сотворчество, особенно в театре, на этом основан наш проект «Песни о Родине». А сотворчество невозможно без любви к своему делу, друг другу, стране, литературе, зрителю, каждому мигу, который дарован. Театр — это территория любви. Мне это кажется, это так очевидно. И, на мой взгляд, инициатива в построении диалога бизнеса и культуры должна принадлежать государству. В конце концов, это вопрос не только о культуре, а о развитии территории в целом. Концепция Новосибирска как города фестивалей, например, носится в воздухе, но не становится реальностью. Был у нас потрясающий фестиваль «СибАльтера», который мог бы стать сильным брендом, и где он теперь? Или конкурс молодых скрипачей, который сейчас проходит при пустых залах. Давайте что-нибудь вместе сделаем, чтобы зал был полным! У города и области есть потенциал.

— В вашей биографии слова «создала и возглавила» повторяются с завидным постоянством, идет ли речь о журналистике, телевидении или продюсировании. В чем движущая сила?

— Я хочу зарабатывать и быть независимой, самостоятельно принимать решения и выбирать стиль жизни. К сожалению, пока я не научилась зарабатывать настолько эффективно, чтобы выйти за пределы малого бизнеса, к тому же любой бизнес предполагает некоторую степень зависимости. Люблю новые проекты и легко загораюсь идеями, это свойство моего характера. Я стратег, но вынуждена заниматься тактикой. Способна придумывать и создавать, но мне бы лучше не возглавлять. Я благодарна судьбе, что рядом со мной уже много лет есть надежные люди, которые понимают и принимают мою способность быстро переключаться и прикрывают тылы. Одним словом, продюсеру Анастасии Журавлевой нужен продюсер, я еще многое хотела бы сделать на телевидении, в собственном творчестве. Наверное, создавая условия для других, я мысленно проектирую тот мир, который хотела бы, чтобы создали для меня. Кстати, «Песни о Родине» — первый проект, на котором я ничего сама не крашу и не подшиваю, и это такое счастье. «Глобус» — новый для нас мир академического театра, это в хорошем смысле слова фабрика. Но я не хотела бы управлять государственным театром.

— А ведь именно традиционная система репертуарных театров и профильного образования создала возможности для реализации новых проектов, нарастила, так сказать, театральные мускулы города.

— Согласна, но всему свое время. Сколько можно наращивать и тренировать? Есть, например, «Первый театр», которому уже семь лет. Это взрослый и вполне состоятельный в человеческом, творческом и организационном отношении коллектив с сильным режиссером, обладающим собственным профессиональным языком. Сколько еще они должны сдавать экзамен? Нам что, мало одного театра Афанасьева, который за 25 лет так и не получил своего помещения? Надеюсь, государство все-таки выполнит свои обязательства, и у «Первого театра» появятся нормальный бюджет и площадка, а значит и возможность развиваться.

— Знаю, что у «Первого театра» есть любители и поклонники среди новосибирской интеллигенции.

— Потому что это хороший живой театр. Спектакль «Доходное место» по-прежнему остается одной из лучших постановок в городе, а Павел Южаков является, на мой взгляд, одним из лучших режиссеров этого поколения. Неслучайно в «Песнях о Родине» три совершенно разных режиссера смогли так дружно и гармонично работать над одним проектом. Дело в том, что независимо от того, кто к какому театру приписан, все они — талантливые и успешные профессионалы.

— Что у нас происходит на рынке театрального продюсирования?

— Честно говоря, специальных исследований я не проводила. Знаю, что есть антрепризы, где играют по 100–120 спектаклей в год и получают прибыть от проката малобюджетных проектов, но судить о качестве не возьмусь, почти ничего не видела. Знаю, например, спектакль «Мертвые души», в котором играют мои любимые актеры, но экономикой этого проекта не интересовалась. У нас в «Гамме» себестоимость спектаклей в десятки раз выше, мы сразу решили делать все по-взрослому, пусть и в ущерб одномоментной прибыли. Это наш сознательный выбор. А дальше, собственно, начинается территория репертуарных театров. Если их директоров можно считать продюсерами, то к числу лучших, бесспорно, можно отнести Александра Кулябина, Елену Алябьеву, Татьяну Людмилину, директора «Сибирского хора» Екатерину Ковалеву. Но считать их продюсерами можно только в особом, российском смысле, так как они не полностью свободны.

— Как минимум, государство их нанимает и увольняет.

— К тому же есть нормативы и госзадания. Но если говорить о мышлении, то это, на мой взгляд, арт-менеджеры в высоком смысле слова. К сожалению, их не так много.

— Нам удалось сформулировать проблему: чтобы бизнес и театр понимали друг друга, необходим институт квалифицированных арт-менеджеров, способных профессионально управлять культурным проектами.