Счастье — в малом

— Пока одни нащупывают точку опоры, чтобы скинуть Землю, другие уверенно держатся корней. По их мнению, преступно монетизировать радость человеческого общения, ведь верные клиенты — это и есть прибыль.

Уже несколько лет я покупаю авторезину в одном и том же месте. Владелец шиномонтажки, справный коротко стриженый мужчина «за 50», легко представляется мне и в строгом бизнес-костюме, и в форме подполковника. Стройность целеположения «деньги-товар-деньги» сочетается в нем со строгостью человека, живущего по уставу «надо — значит, надо». Обыкновенно он облачен в синюю замасленную робу. В его ангаре, заполненном шинами, мелькает телевизор, а на столике, за которым обычно сидит наш герой, задумчиво перебирая огромными пальцами, красуются потертый калькулятор, приходный журнал, незаконченный кроссворд и чайная чашка с коричневым ободком внутри. Монтажка скрыта от посторонних глаз заборами автобазы, и за пределами этого автомира ничто о ней не напоминает — ни «наружки», ни даже вывески.

Я спрашиваю предпринимателя: «Может, переедешь на трассу, займешься агрессивным маркетингом, масштабированием бизнеса?» Он улыбается: «Да незачем». И поясняет: «Есть такой класс мужиков, для кого настоящая жизнь — в гараже. Там нет женщин, детей и всей этой мирской суеты. В автомонастыре — только немногословные мужики, занятые, на взгляд чужаков, бессмысленным, но на самом ведь деле высокодуховным служением технике. Сидят эти философы технократического века, сменившие прекрасные рощи на стеллажи с инструментами, перепачкав руки по локоть машинным маслом, выпивают, общаются. Только счастье это перепадает им нелегально. Приходится врать домашним, что трамблер полетел или коробку опять заклинило. А я отчитываюсь только перед налоговой — и то по «упрощенке». У меня работа такая — руки марать, с тобой вот разговаривать. Не в деньгах дело. На дом, джип и лодку я себе уже давно заработал. Мне и нужно-то только, как американскому школьнику, на бензин — чтобы до озера добраться, да удочку закинуть».

Стройматериалы я всегда ищу в частном домике красного кирпича. Смурной армянин торгует там, где живет, — магазин расположен аккурат под его спальней. Утро он встречает у прилавка с чашкой натурального кофе и часто отлучается во двор на перекур. «Здрасьте! — киваю. — Дайте пакет гипсовой шпатлевки!» Он отчаянно мотает головой и с сильным акцентом произносит: «Слушай, возьми рваный пакет — ты свой, ты поймешь!» Соглашаюсь. «Скажи там ребятам», — говорит торговец уже без выражения и переключается на следующего покупателя. Система выдачи товара, скажу сразу, нерыночная. Заплатив за покупку, отправляюсь на задний двор и прошу у грузчиков рваный пакет шпатлевки. Никаких документов они не спрашивают — все на доверии. Возвращаюсь к армянину, интересуюсь: «А если кто заплатит за один, а возьмет три?» Строительный босс горячится в ответ: «Ну и пусть им подавится. Мне такие клиенты не нужны. Ему стыдно будет, и он ко мне уже не заявится».

Недавно я попал в неприятную историю. Представьте, сумерки, плетусь по проселочной дороге на своей «Хонде», сворачиваю, и вдруг — удар в колесную арку! Оказалось, шаровая сдохла, ведущее колесо набок. Что делать? Начал суетливо в коммуникаторе рыться — кто поможет, вытянет? И тут подкатывает заляпанный грязью Sprinter. Вместо заднего стекла — пленка. Крыло разбито, бампера нет. Из авто выходят двое задумчивых, в наколках, с запахом. Водитель склоняется над моим колесом. «Хм, за час присоплю, дотелепаем до моей СТО», — говорит он вовсе не мне, а своему приятелю. Я не успеваю вставить ни слова, как худосочный небритый мастер поддомкрачивает мою машину, стелит фуфайку на асфальт и исчезает под днищем «Одиссея». Подельник привычно волочет кейс с инструментами, включается в работу. Трудно поверить, но в этих нечеловеческих условиях, при свете фонарика, зажатого в зубах, у них все сладилось. Мы разошлись по тачкам и ползком отправились на маячащую где-то впереди СТО. Пробирались по задворкам не меньше часа и все же дотянули до ремонтного бокса, потерянного среди капитальных гаражей, заперли там мою машину. На обратный путь я напросился к автомастеру в попутчики. Спустилась ночь.

«Мне по оживленным улицам нельзя — транзиты не поменял, — осклабился ремонтник. — Да и прав у меня нет». Ревем через гаражи и пустыри. Водила обрушивает машину на скорости под сотню в овраг, усеянный камнями. «Я автоспортом занимался когда-то, еще до тюрьмы, — поясняет он свою прыть. — Отец — директор завода, брат — хирург. А я — спортсмен, тачки, вольная борьба, знаешь?» — он заговорщически улыбается. Вместо знакомого города, столицы Сибири, передо мной поплыли каменные трущобы. «Я тут каждую травинку знаю», — радуется пилот нашего спортивного болида. В этот момент мы смачно ударяемся днищем. «Со мной не пропадешь!» — автослесарь не теряет бодрости духа. «За что сел-то?» — борясь с гравитацией, кидающей меня по салону, я пытаюсь поддержать разговор. «Вооруженный грабеж, — рассеянно говорит мой визави. — Мы были крепкие, удачливые — вот и решили взять свое. Это сейчас я хилый — туберкулез за колючкой подхватил. В тюрьме ведь или сдаешься, или платишь здоровьем за самоуважение. Я, видишь, не сдался — и по мне видно. Но на жизнь не жалуюсь. Открыл свой бизнес, работа интересная, кручу гайки. Когда весь день сплю или пиво пью. А когда — ночью еду вкалывать. Бизнесмены, кореша по борьбе, свои крутые машины возят чинить. Я же не сервис — не надую. Много не беру. Была бы тачка, хорошие люди да выпивка. На воле все хорошо».