Виктор Ариэль: «Такого успеха не ожидал даже я»

Спросите любого человека, что он знает об израильском хайтеке, — скорее всего получите в ответ недоуменный взгляд и пожатие плечами. А между тем один из продуктов, разработанных в этой стране, сегодня находится в кармане практически у каждого из нас. Это мобильный телефон с камерой. И самое интересное — тот, кто это придумал и донес до широкого потребителя, родился и вырос в Новосибирске.

Виктор Ариэль, израильский предприниматель и изобретатель, действительно родился в Новосибирске. В 1980 году эмигрировал в США, где получил в Колумбийском университете в Нью-Йорке первую и вторую академическую степень, после чего в 1987 году переехал в Израиль. Там защитил диссертацию в Технионе и получил степень доктора наук в области микроэлектроники.

В 1999 году он создал компанию TransChip, которая первой начала создавать камеры для мобильных телефонов. Сейчас предприниматель преподает в Технионе (Израильском технологическом университете) и Тель-Авивском университете. В интервью «КС» ВИКТОР АРИЭЛЬ согласился рассказать об истории своего изобретения и о том, как немыслимое вчера может стать совершенно обычным завтра.

Технологическое ноу-хау

— Виктор, как вам вообще пришла в голову такая идея — вмонтировать фотоаппарат в мобильный телефон?

— Я работал в IBM в Хайфе, и однажды мы вышли в обед с сотрудниками прогуляться на море. Увидев очень красивый пейзаж с волнами, солнцем, береговой линией, мы решили, что хорошо бы его сфотографировать, но вот незадача — ни у кого из нас не было фотоаппарата. Зато у всех были мобильники — это был 1998 год, вот тогда и возникла идея поместить камеру в телефон, чтобы она была всегда с тобой. После этого группа инженеров, уже в независимой компании, попыталась воплотить это в жизнь.

Довольно трудно было объяснить потенциальным вкладчикам то, что наша идея себя окупит. После ухода из IBM я целый год потратил на поиски инвесторов, но их ответ был примерно одним и тем же: это никому не нужно. После года бесплодных усилий мне, наконец, поверили. И это были не венчурные фонды, а частные предприниматели, уже имеющие за плечами опыт основания своей компании. Они поверили, согласились вложиться — результат вы сами видите.

— Вы тогда верили в то, что случилось потом — что камера станет неотъемлемой деталью каждого мобильного телефона?

— Лично я верил в это с самого начала, понимал, насколько это устройство может быть полезным. Но в реальности успех превзошел все ожидания. В 2000 году мы попытались спрогнозировать, какой процент мобильников в ближайшем будущем будет оснащен фото- и видеокамерами. Так, в 2006 году, по нашему мнению, ими должны были быть оснащены от 15% до 30% телефонов, в зависимости от марки, цены и т. д. Да даже если бы их было 10%, мы остались бы довольны. Самое интересное, что в 2000–2001 году в такие цифры никто не верил, они казались чересчур завышенными. Тем не менее в первые же годы доля камерофонов на рынке оказалась вдвое больше наших самых смелых предположений. Но все равно даже я предположить не мог, что пройдет еще несколько лет — и камерами будут оснащены абсолютно все телефоны. И все же получилось именно так.

— И когда скептики окончательно убедились в том, что вы были правы?

— Переломный момент случился в 2004 году. Тогда как раз шел чемпионат мира по футболу в Корее и Японии, и все газеты обошла фотография того, как Дэвид Бэкхем, игрок английской сборной, выходит на поле, а с трибун его фотографируют корейские болельщицы — и у каждой телефон с камерой. И вот после этой фотографии все, наконец, поняли, что камера в телефоне — важная, а кое-где и необходимая вещь. Вот тогда-то венчурные фонды и обратили на нас внимание, стали вкладывать деньги в наши разработки… Поздновато, к сожалению. К тому времени нашими камерами уже оснащались телефоны самых разных вендоров.

В 2005 году мы столкнулись с новой проблемой: разработать и довести до ума новую технологию мы смогли, а как произвести ее в нужном количестве, если мы всего лишь маленькая израильская фирма? Сегодня я бы, наверное, уже не рискнул замахнуться на такое, но тогда, как говорится, нас забыли предупредить, что это невозможно — мы попытались справиться сами по себе. И дошли до продаж около двух миллионов камер в год. Согласитесь, для захвата рынка это совсем не достаточно. Тогда мы поняли, что надо искать партнера, способного сделать наше производство массовым. Не хотелось, конечно, отказываться от независимости, но выбора не было — развиваться дальше в одной маленькой компании было нереально. В конце концов мы стали сотрудничать с фирмой Samsung, у которой была противоположная проблема — имелся завод по производству микросхем, но не было подходящей технологии для выпуска камер для мобильных телефонов. И мы начали сотрудничество, которое продолжалось два года — с 2005-го по 2007-й. В конце концов Samsung нас купил — и это, кстати, была первая их покупка за пределами Кореи. До сих пор наши камеры стоят во всех моделях Samsung — и не только его.

— А был риск, что какая-нибудь крупная, уже раскрученная фирма просто «позаимствует» ваши разработки и объявит, что придумала их сама, скажем, на этапе вашего поиска инвесторов? Когда лучше всего оформлять патент на изобретение?

— Патент — вещь обязательная, без которой нельзя обойтись ни в коем случае. Но как абсолютную защиту от конкурентов и плагиаторов его рассматривать не стоит. Потому что если на вас подаст в суд, допустим, та же IBM, то ничего, кроме убытков, это вам не принесет, даже при наличии патентов. В отличие от той же IBM. Для крупных компаний, которые обычно держат большое количество патентов, суды — это целый бизнес, и довольно прибыльный. Вот как это работает. На все маленькие фирмы заводятся досье, и пока фирма растет, они выбирают все имеющиеся у них патенты, которые хоть как-то относятся к работе будущей жертвы. Когда фирма более или менее вырастает, начинает играть на рынке уже заметную роль, к ним приходит юрист из IBMс дипломатом, сообщает: «Знаете, вы использовали некоторые вещи, которые согласно патентам принадлежат нам…» — и показывает досье. То есть главе фирмы дается выбор — либо заплатить за «нарушение», либо отправляться в суд. Да, когда-то патенты действительно были гарантией защиты, но теперь все зачастую решает количество, а у IBMвсегда будет больше патентов, чем у вас. Крупные компании регулярно зарабатывают на «патентных войнах». И самый «рискованный» момент для небольшой фирмы — это не начало работы, когда о ней еще никто не знает и идею можно просто так украсть, а тогда, когда она уже раскрутится, и с нее можно снять по суду или без него миллионов десять долларов.

ИТ в Сибири

— Как вы оцениваете роль ИТ-разработок в России и Сибири?

— Опираясь на свой жизненный опыт, я хочу сказать, что образование, полученное в НГУ, очень сильно повлияло на меня и на мое отношение к технологии. Перспективы для новых технологических разработок в Новосибирске огромные, и единственный вопрос, на который у меня нет ответа — это внедрение новых разработок в повседневную жизнь. Процесс очень сложный и, мягко скажем, нетривиальный, и последние несколько лет я посвящал основные силы именно ему. Если найти тех, кто сумеет довести опытный образец до серийного производства и отыскать ему потребителя, тогда перспективы будут действительно безграничными.

— С чего должен начать стартапер?

— Я бы посоветовал начать с учебы. Кроме того, я бы предложил поработать в какой-нибудь уже устоявшейся крупной компании, чей профиль совпадает с идеей вашего стартапа. В свое время я сам получил такую рекомендацию после выпуска из Техниона — и мне посоветовали сначала поработать в большой фирме, чтобы как следует вникнуть в ее структуру, прежде чем создавать что-то свое.

— Что, по вашему мнению, необходимо для успешного стартапа в России?

— Какой-то отдельной формулы для России нет. Если вкратце, есть несколько моментов, которые очень важны для стартапов во всем мире, это моя личная точка зрения, основанная на жизненном опыте.

Во-первых, очень важен народный дух и культура: если люди не заинтересованы в предпринимательстве и успехе, если нет культуры образования, то успеха можно не ждать. Очень плохо, если в массы уходит идея «сижу, ничего не делаю, деньги сами капают» — сразу скажу, в стартапе такого не будет. Человек, создавший свой стартап, работает по 60 часов в неделю минимум на протяжении нескольких месяцев. И делает это добровольно и с удовольствием, а окружающие люди смотрят на него с пониманием и одобрением.

Второй пункт — это рынок, международный рынок, если точнее. Потому что нельзя создать технологию, которая будет продаваться только внутри страны, будь то маленький Израиль или большая Россия. Ну а на первом этапе нужен развитый рынок маленьких компаний в регионе, чтобы стартап мог начать развиваться. В 1987 году, когда я приехал в Израиль, на его внутреннем рынке просто не было места для высокотехнологичных стартапов: все компании были либо крупные государственные, под сильным влиянием профсоюзов, либо общественные, по типу тех же кибуцев. С 1990 года все поменялось, в ВВП и экспорте резко выросла доля высоких технологий и новых разработок, что создало очень благоприятную почву для небольших частных фирм.

Следующий пункт очень важный — это команда. Как показывает практика, в одиночестве потянуть проект не получится, нужны люди в команду, достаточно образованные, верящие в успех, заинтересованные в нем. И это должна быть именно команда, а не группа отдельных лиц, не способных работать вместе, будь они трижды гении, иначе ничего не выйдет. Самое интересное, что этому нельзя научиться в теории, даже в школах по бизнесу не преподают то, как создать команду и поддерживать ее работу. Главу небольшой фирмы можно сравнить с капитаном пиратского корабля, которому приходится создавать самому свою репутацию в глазах команды, а потом постоянно ее поддерживать: все его действия на виду, каждый его шаг. Честно признаюсь, первоначально я сам «капитаном» быть не хотел, меня куда больше интересовала роль главного разработчика. Но так получилось, что в самом начале моей основной работой — именно моей — стал поиск денег. И первые вкладчики сразу объявили, что не дадут нам ни одного доллара, если я лично не возьму на себя ответственность за все вклады, став руководителем фирмы.

Очень важно не уклоняться чрезмерно ни в «политику кнута», ни в «политику пряника», все как на настоящем пиратском корабле. Когда-то я и сам думал о том, что, собрав сплоченную команду, в дальнейшем нельзя никого из нее увольнять, что нужно, наоборот, любой ценой удерживать сотрудников от перехода к конкурентам. Сейчас я понимаю, что это не так: все люди работают по-разному, кто-то лучше, кто-то хуже, и если ко всем относиться одинаково, это убьет стимул работать хорошо. То есть увольнять все-таки приходится, но для тех, кто готов работать дальше, очень важно создать комфортную рабочую атмосферу. И в результате в 2007 году TransChip вошел в список 15 лучших хайтек-фирм Израиля, в которых работается лучше всего.

Четвертый пункт — технология. С этим проблем, как правило, нет, но довольно часто не хватает связи технологии со вторым пунктом, с рынком. Нашей технологической идеей стало совмещение на одном чипе матрицы камеры и процессора развертки изображений — именно благодаря слиянию двух чипов в один мы и сумели уместить камеру в корпус мобильного телефона. Следующей нашей целью стало приблизить качество съемки к работе обычных фотоаппаратов, было трудно, но мы справились.

И наконец, инвестиции — без денег ничего невозможно создать, нужен стартовый капитал.

— Чего, на ваш взгляд, России и Сибири в частности не хватает для строительства хайтек-экономики?

— На мой взгляд, в России та же проблема, что и везде — связь между разработками и рынком. Взяться за устранение неудобства, которое многие люди и сами пока еще не замечают, найти для него простое и технологичное решение и внедрить его в повседневную жизнь — задача непростая как в России, так и в любой другой стране. Если провести аналогию с медициной, то стартап, имеющий шанс на успех, — это не «витамин», который может кому-нибудь пригодиться, это «болеутоляющее», способное устранить проблему, которую большинство людей изначально могут вообще не замечать. Очень часто стартаперами оказываются люди со знаниями, чьи идеи базируются на мысли «я делал диссертацию на эту тему, значит, я справлюсь», а о том, пригодится ли это кому-то еще, даже не задумываются. Проще говоря, занимаются изобретательством ради изобретательства. Могу привести пример. Когда я учился в Технионе, к нам в Израиль приехал профессор со специальностью «постройка мостов для нефтепроводов через большие реки» — и был уверен, что такого специалиста, как он, с руками оторвут… Он не учел, что в Израиле нет больших рек, нефтепроводов тоже нет и, что еще хуже, нет нефти.

— Чем вы сейчас занимаетесь? Можно ли ждать еще одного прорыва?

— Сегодня многие говорят о так называемом Internetof Things, «Интернете вещей». Число устройств, подключенных к Интернету, сейчас сравнимо с населением всего мира — их около 6 миллиардов. В течение пяти лет это число увеличится до 20 миллиардов — к всемирной Сети будут подключены едва ли не все бытовые приборы. Возникает вопрос: как со всем этим иметь дело? Моя новая фирма, Tekoia, занимается решением этого вопроса, мы делаем универсальное устройство управления, с помощью которого можно управлять всеми этими приборами из мобильного телефона. Это может быть весьма актуальным, учитывая, что у многих людей есть куча пультов: от телевизора, кондиционера и т. д, которые могут теряться, ломаться, путаться… В фирмах, которые занимаются кабельным ТВ, одной из самых частых причин вызова ремонтников оказываются самые обычные севшие батарейки в пульте. То же касается и других устройств. К сожалению, наши универсальные пульты в России пока не продаются. Но это только пока.

— Как вы относитесь к идее свободного распространения информации, декларируемую Google?

— Я согласен с этой идеей — и очень надеюсь, что Googleтоже будет поддерживать ее делом, а не только словом. Во многом благодаря им сегодня инвесторы охотнее вкладывают деньги в программные стартапы, а не в «железо».

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ