«Роль управленца региональным филиалом в банковском секторе сужается, как шагреневая кожа»

Александр Веселков — человек, не нуждающийся в дополнительном представлении. Он хорошо известен во властных структурах и бизнес-кругах Новосибирска. В разное время он занимал такие должности, как председатель Фонда имущества в Новосибирске, пост начальника департамента финансов и налоговой политики области. С 1993 года он стал активно развивать карьеру в банковской отрасли, проработав в Инкомбанке, Росбанке, банке «Взаимодействие». С марта 2012 года по июнь 2013 года возглавлял ВТБ в Новосибирске, причем до него этот пост был вакантен на протяжении практически двух лет. В интервью «КС» АЛЕКСАНДР ВЕСЕЛКОВ поделился прогнозами по развитию банковской системы в 2014 году, расстановке сил в секторе, а также поведал о краеугольных камнях интеграционных процессов.

— Александр Владимирович, как, по-вашему, в настоящее время меняются банковские стратегии в части сделок слияния и поглощения?

— Процессы M&A идут достаточно активно, и они далеко не завершены. Сегодня говорить об итогах интеграционных сделок группы ФК «Открытие», а также Группы ВТБ пока еще рано. Надо понимать, что процесс еще идет, и он не является самоцелью, он происходит ради результата. Поэтому надо смотреть, оценивать и понимать, куда он будет двигаться дальше. Только способность абсорбировать и правильно использовать приобретения — как внешние, так и внутренние — даст эффект результативности покупок. В том числе важно учитывать, через какой период поглощающая структура переваривает поглощаемого. Эффект от интеграции проявляется тогда, когда совместно используются технологии, работает единый персонал. Существуют негативные примеры, в том числе в зарубежных развитых странах, когда централизация управления и учета получила приоритет над отношениями с клиентами. Со своей стороны могу привести в пример компанию Xerox. Смысл всех сделок M&A — сделать объединенную структуру лучше, технологичнее и ближе к клиенту.

— Если говорить о последних событиях вокруг отзыва лицензий у ряда банков, как вы считаете, продолжится ли этот процесс в следующем году такими темпами, как сегодня?

— Еще некоторое время назад в России было 1900, 1500, 1100, теперь 930 банков. Нельзя утверждать, что кто-то специально точит нож и думает, кого бы из банков сегодня лишить лицензии. Ситуация с «Пушкино» — это, во-первых, комплексная проблема. Во-вторых, она появилась не за один месяц и не за один квартал. Люди были предупреждены, но меры не приняли. Зачастую поддержка акционеров носит чисто «витринный» характер. В активной части баланса — «кривые» кредиты, вывод денег за границу, собственные длинные «космические» проекты с непонятной окупаемостью. В пассивной части баланса — щит в виде людей, застрахованные вклады физических лиц. Человек размышляет так: какая мне разница, нести деньги в «Пушкино» или в «Мастер-банк»? И там, и там застраховано. Вот он и кладет средства туда, где ему дают на 0,5 процентных пунктов больше. Также на восприятие банка влияет и агрессивная реклама, включая народных артистов, — людей по определению вызывающих доверие. Поэтому, на мой взгляд, процесс отзыва лицензий будет продолжаться и дальше.

— Как вы оцениваете текущую роль государственных банков в российской банковской системе?

— Я бы говорил не только о роли госбанков, но и о роли государства в банковском секторе. Ведь именно оно, а не банки на сегодня главный инвестор экономики. На втором месте — собственные средства предприятий, а на третьем месте — поставщики.

Сегодня на 20 банков приходится 80% всего баланса страны. Общее их количество сегодня (на момент 24 декабря. — «КС») 932. То есть 20 банков обслуживают 80% экономики, а более 900 — оставшиеся 20%. Какие напрашиваются выводы?

Крупные банковские группы с государственным капиталом — Сбербанк и ВТБ — и дальше будут усиливаться, что мы сейчас и наблюдаем. И не только за счет M&A. Сейчас у всех на слуху «Мастер-банк», банк «Пушкино», «БПФ», Инвестбанк, «Смоленский»… Через кого АСВ выплачивает застрахованные вклады? Через тот же Сбербанк, Группу ВТБ, Россельхозбанк. Почему через них? Да потому, что у них есть сеть по всей стране и в каждом отдельно взятом городе, а не только в региональных центрах. Люди получают свои 700 тысяч рублей, у них сразу сердце становится на место. И в результате они будут оставлять эти деньги на вкладах в этих же банках. Понятно, что ставка будет другая, но скорее всего люди и дальше будут сотрудничать с этими банками. Что же получается? Порядка 90–95 миллиардов из всей большой суммы в 125 миллиардов рублей пройдет через выплаты по сети государственных банков, и большая часть там и останется.

Через такие банки идут госпрограммы, государственные финансы, гособоронзаказ. Основные игроки облигационного рынка в субъектах Федерации и местных органов самоуправления — это Сбербанк и «ВТБ Капитал». Думаю, с учетом задач и масштабов бизнес банков с государственным участием явным или неявным образом будет поддерживаться и развиваться.

— Что же в таком случае ожидает наши банки в ближайшей перспективе и на горизонте 3–5 лет?

— Сейчас на высшем уровне все больше и больше говорят об электронном документообороте. Правительство Новосибирской области уже объявило, что перешло на электронный документооборот — с точки зрения запросов, получения документов, справок и т. д. А что такое банк? Это организация, которая предоставляет услуги. Тогда возникает логичный вопрос, в чем разница в получении государственной и банковской услуги? Если этой разницы нет, несложно догадаться, в каком направлении будет развиваться финансовые организации. Так что будущее банков — во внедрении полноценного электронного документооборота. Пока есть вопросы в надежности передачи данных, защите данных и удобстве системы доступа. Но это вопросы технические, они решаются. К примеру, Альфа-Банк очень хорошо и динамично развивает этот блок.

Такому развитию способствует и банковская вертикальная централизация. Уже сегодня все крупные кредиты одобряются в Москве, и здесь надежный электронный обмен документами крайне необходим. А вот для массовых продуктов, для розницы, малого и среднего бизнеса нужен другой, «поточный» подход. Классические потребности — расчеты, переводы, карты, выдача зарплаты, банкомат — могут обеспечить безлюдные технологии. Что мы сегодня уже имеем? Если раньше казалось, что функция банкомата — только выдача наличных, то сейчас возможности очень сильно выросли, банкоматы работают и на прием, и на перевод денег. Для того чтобы получить, вложить, перевести деньги, уже не требуется участия банковского специалиста. Два квадратных метра площади, хороший канал передачи информации — и все. Думаю, что через 3–5 лет будет происходить постепенное «обезлюдивание» банковского бизнеса, что сейчас и начинает проявляться. Единый федеральный Call-центр заменяет банковского сотрудника в местном офисе — так и кредитные специалисты могут не находиться в каждом отделении, в каждом городе. Будут независимая оценка на основании стандартного формата представленных документов и удаленное принятие решения о выдаче кредита. Вот к этому все движется, и движение это началось не вчера и не позавчера. Уже сейчас есть некоторые банки, которые делают на этом упор — например, «Банк24.ру».

— А каковы, на ваш взгляд, перспективы Сбербанка в течение 3–5 лет?

— Сбербанк пяти-, семи- и даже трехлетней давности и сейчас — это очень большая разница. Он двигается в сторону технологичности и разворота к клиенту. Я думаю, что Герман Греф все-таки научит слона танцевать. Сейчас банк отрабатывает все новые и новые модели взаимоотношений с клиентами, проводит эксперимент на территориальных банках по закреплению отраслевой специализации. Один территориальный банк специализируется на торговле, другой — на машиностроении, третий — на отраслях связи, и так далее. Объективно говоря, Сбербанк сегодня в Новосибирске и области можно считать ключевым игроком по крупному корпоративному сегменту — решения по кредитам до 5 миллиардов принимаются в Новосибирске.

Так что я предполагаю в будущем такую конфигурацию банковской системы: основа — Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк, Россельхозбанк. Остальные банки будут ускоренно переходить на безбумажные и безлюдные технологии. Этому же будет способствовать то, что крупные корпоративные клиенты явным или неявным образом превратились в филиалы, а филиалы не принимают самостоятельных решений, они работают только со своими головными организациями в Москве. Надо быть готовым к тому, что в ближайшее время экономике не нужно будет столько банков, сколько сейчас. Пора думать о том, что через 3–5 лет будут делать банкиры, которые будут высвобождаться в силу изменения технологий, центров принятия решений и обработки данных.

Важно понимать, что Новосибирск — это в первую очередь потребительский спрос и все, что с ним связано, начиная со строительства жилья и заканчивая автокредитами. Это малый бизнес, который подрастает в средний. Это средний, который имеет хорошие перспективы в инновационных направлениях, — IT, биотехнология, медицина и прочие высокотехнологичные отрасли.

Вместе с тем необходимо отметить, что банковскую систему Новосибирской области объединяет очень много управленческого лукавства. Причем именно управленческого, а не бухгалтерского. И вы об этом писали. Мы агрегируем себе показатели по причине наличия в Новосибирске кустовых филиалов. По сути филиал отличает наличие собственного баланса, бухгалтерии и регистрации в ЦБ. Кроме того, в их показатели «вливаются» окружающие территории. Если брать «очищенные» данные, то мы не особенно большие. И с точки зрения бизнес-показателей Красноярск, Кемерово и Иркутск нас поджимают.

— Как вы считаете, сдерживают ли сейчас экономический рост банковские процентные ставки по кредитам? Или у промышленности просто нет спроса на кредитные ресурсы?

— Стоимость кредита сейчас больше, чем в 2008 году, хотя казалось бы, турбулентности нет, нервной обстановки нет, инфляция в районе 6%. Мне кажется, вопрос кроется не в стоимости, а в оценке перспектив. Мы оказались осознанно открыты и вовлечены в мировые интеграционные процессы, много экспортируем, поэтому производство завязано на зарубежный спрос. Если упал спрос в Китае, в Индии — у нас уменьшается производство или затовариваются склады. И предприятия начинают думать: зачем кредит брать, начинать какие-то проекты с перспективой — ведь пока перспектива непонятна. Есть опасения, что, вложив кредитные деньги, можно получить проблемы с реализацией. Поэтому сегодня определенные опасения у нашей промышленности есть. К тому же появляются и внутренние ограничения — закончились крупные проекты: трубопровод, стройки к форуму АТЭС во Владивостоке, крупный Олимпийский блок. Объективно внутренние объемы упали, а будущие глобальные инфраструктурные проекты еще на стадии расчетов. К тому же потребительский спрос находится на пределе — велика закредитованность населения. И при этом постоянно возрастают расходы банков на создание резервов, что сдерживает снижение процентной ставки по кредитам. Так что я думаю, тут вопрос не экономический — не в ставке, а в отсутствии понятной перспективы.

К тому же по по-настоящему крупные компании могут себе позволить не ориентироваться на российский финансовый рынок, не брать кредиты по нашим ставкам. Чемпионы не занимают в России. Они говорят: «Я с такой ставкой ни в какую свою рентабельность не попаду», — и кредитуются за рубежом — гораздо дешевле, чем им предлагается у нас.

С другой стороны, есть жилищное строительство, есть наше (новосибирское. — «КС») машиностроение, причем специальное, приборное, полупроводниковое, радиоэлектронное — кластер из 12 предприятий. И есть надежда, что все эти предприятия очень хорошо могут заработать. Наша пищевая промышленность, оптово-розничная торговля — удовлетворяющие так называемые витальные потребности — тоже имеют хорошую перспективу. Самое главное — должна быть согласованность действий и программ. Вот здесь, на региональном уровне, есть спрос на кредитные ресурсы банков.

Что касается величины процентной ставки по кредитам — можно привести пример Сбербанка, у которого совокупное фондирование в рублях — около 3% годовых. Так что Сбербанк может кредитовать под 6,5–7%. Но в основном банки слабо капитализированы. Рост резервов сдерживает прибыль, а если прибыли не будет, то за счет чего банкам капитализироваться? Получается замкнутый круг. А ЦБ держит ставку рефинансирования и теперь ввел новую «ключевую ставку» — 5,5%. Но в России нет в классическом западном понимании функции кредитора в последней инстанции. Так что эти ставки — не более чем индикаторы для банков, а не возможная цена ресурсов.

— В заключение хотелось бы узнать ваше мнение, остается ли сегодня поле для личности управленца региональным филиалом в банковском секторе? Или чем дальше, тем сильнее оно сужается?

— Уменьшается, как шагреневая кожа. Это понимают и банкиры, и клиенты. Будущее банков — это безлюдные технологии обслуживания. Так что «роль личности в истории» будет проявляться в других направлениях.

— Если говорить о ваших собственных планах, какие сферы для себя рассматриваете на текущем этапе?

— Я рассматриваю не банковский, а реальный сектор с львиной государственной долей, связанный с оборонзаказом. Процесс идет, но это дело не быстрое, и я не тороплюсь.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ