Патрик де Бана: «Постановка балета — это энергетический обмен»

Собственную версию легендарного балета Игоря Стравинского «Весна Священная» новосибирский театр оперы и балета представил публике в качестве финального аккорда уходящего сезона. Столетний юбилей спектакля, взорвавшего традиционную театральную эстетику раз и навсегда, вызвал мощную волну интереса к шедевру Стравинского, Дягилева, Нижинского и Рериха. Для постановки новосибирской премьеры был приглашен хореограф Патрик де Бана. Он танцевал в «Балете Лозанны» Мориса Бежара и Национальном театре Испании у Начо Дуато, основал собственную балетную компанию Nafas Dance Company и осуществил множество постановок для ведущих театров мира. В один вечер с «Весной Священной» пройдет концертное исполнение «Свадебки» Стравинского. За наделю до премьеры, назначенной на 11 и 12 июня, ПАТРИК ДЕ БАНА рассказал корреспонденту «КС» АННЕ ОГОРОДНИКОВОЙ о работе над спектаклем.

— В какой стадии готовности балет в данный момент?
— Мы сделали уже много. То, что мы делаем сейчас, можно сравнить с финальной шлифовкой бриллианта. Я приехал сюда 1 мая. Обычно для того, чтобы создать хореографию для получасового балета, мне требуется около трех недель. Потом, конечно, мы должны много работать. Это творческий процесс, который не заканчивается за три недели, а продолжается до момента премьеры.

— Будет ли в балете показана языческая Русь?
— Нет. Если заглянуть в глубину веков, все мы родились в одном месте — местом происхождения человечества принято считать Африку. Вспомним о шаманизме, который, например, очень сильно представлении в африканских, традиционных и иных культурах, сохранивших сильную связь с природой. Я думаю, что Стравинской совершил путешествие к тем временам, когда не было паспортов. Все национальные ограничения, придуманные позже, на самом деле не имеют смысла. Кто бы мы ни были, русские, европейцы или африканцы, все мы гости в этом мире. У нас есть виза длиной в жизнь. Как только ее срок истечет, мы скажем «гуд бай». Многие проблемы современного мира связаны с тем, что люди слишком жестко ассоциируют себя с принадлежностью к какой-то общности. Русская царица Екатерина Великая была немкой по происхождению. Мы здесь, чтобы встречать друг друга, и это наша миссия. Хотя большая часть людей ее почему-то не понимают. Мы только гости. Именно поэтому я решил обратиться вглубь веков, когда важно было само существование. Мы говорим о духе, о предках, о вселенной, которая шире любых границ.

— Обращение к первобытным корням сделало хореографию проще или сложнее?
— Я старался слушать музыку Стравинского всем сердцем. Думаю, когда он писал «Весну Священную», он не слышал звуков начинающегося ХХ века. Он вслушивался в музыку прародителей. Это творение Стравинского — непревзойденный шедевр. Он говорит о тех временах, когда все было очень простым. Он не пытался ничего изобрести: в этом мире уже все сделано. Люди, которые пытаются изобретать, не создают ничего вечного. В мире моды коллекции одежды умирают каждые шесть месяцев. Это как падающая звезда, а я хотел бы видеть звезды, которые светят долго. Поэтому я обратился к собственным корням. Мой отец нигериец, а мать — немка, среди моих африканских предков были сильные шаманы. Когда я сочинял этот балет, я старался видеть перед собой лица бабушки и прабабушки. Стравинский написал вселенскую музыку, которая шире, чем Россия. Он слышал ритмы шаманского бубна, этот древний звук любви и честности.

— Почему вы решили взяться за этот балет?
— Честно говоря, я никогда не собирался ставить «Весну Священную». В течение пяти лет в качестве ведущего танцовщика труппы Мориса Бежара я много-много раз танцевал в его версии этого балета. Мне казалось, что творение Бежара по своей духовной сути очень близко к замыслу Стравинского. Иногда в жизни нужно знать свое место, понимать, что и когда нужно делать. Поэтому я однажды сказал себе: я никогда не возьмусь за «Весну Священную» и «Болеро» Равеля. Но однажды Игорь Зеленский позвонил мне — я тогда был в Китае — и сказал: «Патрик, настал твой час. Я знаю, ты сможешь это сделать». Когда вместе с Жаном-Франсуа Вазелем, автором либретто, мы думали об этой постановке, я посмотрел в зеркало и понял, что все уже есть во мне. Я сказал себе, что лучший способ поставить «Весну Священную» — заново открыть Африку внутри себя. Иногда что-то происходит в жизни просто потому, что это должно произойти. Не надо задаваться вопросом о причинах. Я знаю Игоря Зеленского много лет, но не знаю, почему он обратился с этим предложением именно ко мне. В мире есть много хореографов, и у меня было достаточно другой работы. Может быть, действительно пришло время.

— В основе вашей версии лежат какие-то конкретные обычаи?
— Да. Раньше в Африке люди не могли понять, как может женщина выносить и родить сразу двух детей. Поэтому близнецов считали чем-то ненормальным, сверхъестественным. В течение многих веков их боялись. Люди считали, что женщина в момент зачатия была не только со своим мужем, но также с каким-то злым духом, возможно, с самим дьяволом. Этот страх заставлял наших предков приносить близнецов в жертву. «Весна Священная» без жертвоприношения была бы нелепа, как Мерилин Монро, переставшая быть блондинкой.

— Как вам работается с артистами нашего балета?
— Едва услышав этот вопрос, я уже начал улыбаться. Я выбрал 24 артиста, и могу сказать, что люблю их. Мне давно не удавалось так глубоко прочувствовать процесс создания балета. Я люблю классический балет, традиции старой вагановской школы. Мне нравится стиль Мариинского и Большого театров, раньше я не знал о новосибирском театре оперы и балета, но теперь полюбил и его. Русские танцоры известны своей выучкой, которая в сочетании с сильной русской ментальностью творит чудеса. Здесь живут борцы, и мне нравится это. Я сам из Африки, во мне живет воин, и здесь я нашел близких по духу людей. Думаю, зрители это почувствуют. В нашей совместной работе артисты продвинулись очень далеко. Они на грани своих возможностей, и порой сами удивляются тому, что им удается сделать.

— Сто лет назад первая премьера «Весны Священной» в парижском Театре Елисейских полей превратилась в форменный скандал. Какой реакции вы ждете от нашей публики?
— Я бы мечтал вернуться на сто лет назад, чтобы оказаться рядом с Игорем Стравинским, Сергеем Дягилевым и Вацлавом Нижинским в тот день. Это было идеальное трио, думаю, самое прогрессивное в истории искусства. На мой взгляд, скандал сделали не они, а зрители. Вы знаете, большинство из нас всегда играет какие-то роли, старается выглядеть умнее других. А эта великая тройка словно раздела зрителей и подвела их к зеркалу. Но люди обычно не любят, когда им показывает правду, поэтому зрителям не оставалось ничего иного, как устроить скандал. Они были шокированы, увидев самих себя в происходящем на сцене. Создатели «Весны Священной» сняли все покровы, показав, что даже высший свет Парижа с его шампанским не так далеко ушел от диких предков. Это не был дешевый, нарочно устроенный скандал. Его спровоцировали зрители в зале, которые стали шумно выражать свое неудовольствие. Я всегда говорю: «Если вам не нравится что-то, вы можете просто уйти». Не знаю, как отреагируют зрители, понравится ли им моя хореография. Но я уверен, что они почувствуют энергию этого спектакля. Критики, которые иногда бывают довольно забавны, составляют лишь малую часть зрителей — их в зале будет не больше десятка, скорее всего. Я не думаю о приеме у критиков. Никогда. Я делаю балет для зрителей, которых будет чуть меньше двух тысяч. И всегда помню о том, что нельзя угодить всем и каждому — тогда в мире не осталось бы разнообразия. Это не один из тех модных, оригинальных балетов, которые делаются напоказ. Я думал о музыке и о том, чтобы быть настолько честным, насколько это возможно.

— Вы видели премьеру «Весны Священной», которая прошла 29 мая в Театре Елисейских полей?
— Я был здесь, в Новосибирске, полностью поглощен работой. Знаю, что это была постановка в версии Саши Вальц. Для меня «Весна Священная» — не интеллектуальное упражнение, а что-то очень телесное, внутреннее. Я старался прислушаться к животному внутри меня, я не собирался быть и никогда не был интеллектуальным хореографом. Это скорее инстинктивный процесс, я стараюсь отключиться от сознания, реагировать инстинктивно. Знаете, у меня есть три большие собаки, которые приветствуют меня, виляя хвостом. Когда им кто-то не нравится, они скалят клыки. Даже если я скажу им, что это хороший человек, она не начнут улыбаться — они слушают только свое чутье. Я всегда стараюсь смотреть на балет, как на новорожденного ребенка: мы не знаем, будут ли его глаза голубыми или карими, вырастет он блондином или брюнетом. Мы надеемся, что он будет здоровым и сильным. Направляясь в студию, я не строю планов, я готовлюсь к обмену энергией.

— Могут ли артисты вносить какие-то элементы, импровизировать?
— Я много работал у Бежара, который всегда ценил взаимодействие. Создавать хореографию, по его мнению, все равно что танцевать танго: кто-то ведет, но танцевать можно только вдвоем. Хореограф и танцор как будто идут навстречу друг другу. Хореограф не хозяин, а артист — не инструмент в его руках. Это полноправное партнерство. Когда я нахожусь в процессе создания балета, я не думаю о своей личности. Возможно, вы будете смеяться, но после окончания карьеры танцовщика я подумывал заняться разведением собак и лошадей. Уехать из города, купить хорошую ферму… Я 11 лет танцевал в качестве ведущего солиста у Начо Дуато, и именно он в одни прекрасный день сказал: «Ты должен сделать что-нибудь для нашего репертуара». Я удивился, но попробовал, хотя и сказал товарищам по труппе: «Если у меня получится что-то ужасное, я просто приглашу вас на ужин, и мы забудем об этом». И вот теперь я здесь, в Новосибирске. Иногда мы сами не знаем, что с нами произойдет. Жизнь полна сюрпризов, и надо уметь встречать их.

— Обычно вы смотрите премьеры из зрительного зала или из-за кулис?
— Я буду в зрительном зале. К тому моменту, когда поднимется занавес, ребенок уже родится на свет и будет принадлежать вам. От вас зависит, будет ли он расти здоровым и сильным, как часто он станет улыбаться. Когда занавес закроется, я выйду поклониться вместе с труппой и попрощаюсь. Уверен, что ваша труппа позаботится о спектакле самым лучшим образом.

— Новосибирск — подходящее место для постановки «Весны Cвященной»?
— Думаю, что? создавая свой балет, Стравинский не думал о Москве. Он хотел показать друзьям в Европе совсем другой мир, ему была нужна глушь, край света. Когда Игорь Зеленский сказал мне, что «Весну» предстоит поставить в Новосибирске, я сразу согласился. Приехав сюда в январе, я понял, что это самое подходящее место — меня как будто втолкнули в самое сердце мира Стравинского. Жаль, что я не говорю по-русски. Я сделал все, что мог, чтобы оказать воздать честь Игорю Стравинскому, музыке, моим родителям. Сейчас я счастлив.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ