Надеина «закрыли». От прессы. Судебный процесс Солодкиных–Андреева–25

В Новосибирском областном суде продолжается скандальный, частично закрытый судебный процесс над бывшими высокопоставленными чиновниками. На скамье подсудимых — А. Н. Солодкин (экс-советник бывшего губернатора Новосибирской области), его сын А. А. Солодкин (вице-мэр г. Новосибирска), А. В. Андреев (бывший замначальника Госнаркоконтроля по Новосибирской области).

На этой неделе по ходатайству адвоката Михаила Титоренко, который представляет в суде интересы «потерпевшего» Сергея Надеина, федеральный судья Лариса Чуб недрогнувшей рукой «закрыла» процесс для публики и прессы. Однако до этого момента Надеин успел дать вполне публичные показания, и мы их первым делом обсудим. А уж вторым делом расскажем об изгнании из суда горстки журналистов и трудностях профессии, которые, впрочем, нормально преодолимы в век Интернета.

«Антинаркотический кружок» на Гусинобродской барахолке

Прежде нужно сказать, что Сергей Надеин внушает доверие. Это такой человек, который даже если захочет соврать, не сможет. То есть он словно бы от природы не в состоянии так соврать, чтобы это не было очевидно. Такое огромное в нем простодушие. Если, к примеру, захочет вдруг Сергей Борисович кому-нибудь башку проломить (он-то может, уж больно здоров, бродяга), так и этого нехорошего намерения скрыть у него не получится.

Эта неспособность Надеина хитрить даже в самых важных для него вопросах оказалась крайне неудобна для прокуратуры. Позиция Надеина в судебном процессе и без того зыбкая, скользкая (ну какой из него «потерпевший»?), так он еще в натуре прост без всякой меры. Ну, не выходит у него давать ровно те показания, которые необходимы гособвинению, обязательно он скажет не прокурорскими, а своими словами, и по смыслу у него получится — ровно наоборот, чем просит гособвинитель Марина Морковина.

Вот как Надеин примерно описывал в суде свою «явку с повинной» (она состоялась в октябре 2010 г.): «Пришел с утра на Каменскую… Там мужчина в костюме, кудрявый такой… Беготня у них была где-то час… совещались… Человек в пиджаке везде ходил с этой бумажкой… Я хотел снять грехи, это мои мысли…Пришел, а меня не закрыли, я каждому встречному об этом рассказывал…»

Этот допрос был еще 29 марта. Тогда Светлана Ткаченко, адвокат Солодкина-старшего, в ответ на замечание судьи сказала: «Ваша честь, свидетель готов нам рассказать больше, но его прерывают постоянно»… Очевидно, имелось в виду, что Надеин в принципе не способен держаться в рамках следственно-прокурорской логики, следовать ее изощренным ходам, а может лишь говорить, как оно было «по жизни». И главное, он не способен что-то специально скрывать или нарочно обманывать, если только кто-нибудь постоянно ему об этом не напоминает, буквально дергая за рукав.

Разумеется, это видела и сторона обвинения. Чтобы Надеин давал «правильные» показания против подсудимых, с ним еще надо было работать и работать.

1 и 3 апреля Надеина в суде не было. Адвокат Титоренко сказал (как показалось, немного растерянно), что его доверитель заболел, медсправка будет представлена.

Но 5 апреля Надеин пришел, суд приступил к его основному допросу, а справки не оказалось. (Дальше я объясню, почему это имеет значение.)

Допрос начала прокурор Морковина. В отличие от других свидетелей, «потерпевший» Надеин почти избежал вопросов о его собственной роли в составе «организованного преступного сообщества Трунова». Но в принципе было сказано, что с середины 1990-х и до 2008 года Надеин был «ответственным» за определенные торговые места на Гусинобродской барахолке, получал с них деньги и по команде передавал «наверх». Там люди «взрослые» эти деньги делили. Он собирал иногда по два миллиона (суд не захотел узнавать, каждый день или за какой период). «Получается, я действовал в интересах группировки», — сказал Надеин. Но сам он понимал дело так, что занимается неким бизнесом, а принципы упомянутой группировки, в которой он состоял, — это «антинаркотический кружок» (так Надеин в точности выразился), приверженный спортивному, здоровому образу жизни. Со своими понятиями о «чести» прежде всего. «Меня и наших не трогай», а мы тронем любого, когда захотим… Все просто и понятно, ведь правда? Точно по таким же принципам существует, кстати, наша правоохранительная система, которая является «слепком общества». Никто и не удивляется.

И вот здесь началось как бы главное для судебного производства. Знает ли Надеин подсудимых?.. Александра Солодкина-старшего он видел несколько раз в жизни, но никогда с ним не общался. С Александром Солодкиным-младшим общался несколько раз, но состоял ли тот в «группировке» (антинаркотическом кружке?) — «честное слово, не знаю». А с Андреем Андреевым встречался, по его словам, один раз, общался 5–10 минут темным осенним вечером в 2005 г., только он не знал, что это Андреев, фамилию и где работает в первый раз услышал в 2010 г. от следователей… О том, являлись ли подсудимые руководителями каких-то «структурных подразделений» преступного сообщества (или все-таки антинаркотического кружка?), — об этом не имело смысла даже и спрашивать… Искренне этого не понимая, Надеин своим рассказом «по жизни» развалил всю логику гособвинения по данному эпизоду и вообще словно бы отказался свидетельствовать по ст. 210 УК РФ (участие подсудимых в «организованном преступном сообществе»).

Все это прозвучало в сбивчивой, запинающейся, но вполне здравой и рассудительной речи Надеина так естественно и простодушно, что даже адвокаты подсудимых были несколько озадачены: у них просто отняли по данному эпизоду львиную долю работы. Зато прокурор Морковина была по-настоящему огорчена, едва сдерживая порыв раздражения.

В тот день здесь была главная точка процесса! Морковина заявила о противоречиях нынешних показаний Надеина с теми следственными протоколами, которые были составлены «с его слов» в 2010–2011 годах, и в итоге огласила все то, что ей нравилось. Но и в протоколах все оказалось крайне неубедительно. По поводу Андреева и там нашлась запись, что эту фамилию Надеин узнал только от следствия. В отношении Солодкина-младшего несколько раз было записано «член преступного сообщества», но Надеин искренне пояснил, что как ему предлагали следователи, так он и подписывал. А если в протоколах так написано, значит, это все правда, спорить же не будешь. (Ведь следователи — они умные, законы всякие знают, любого «закроют», когда захотят.) Написано: «В тот момент я знал, что у членов ОПС Радченко и Солодкина есть связи в Управлении ФСКН…» — значит, получается, именно «в тот момент» Надеин это и знал. То есть, вообще-то, он слышал об этом от Хасана Ганеева. Двадцать тысяч «американских рублей» Надеин якобы отвозил Солодкину, потому что «Радченко посоветовал, а я прислушался». (Ведь Радченко — он тоже умный, факт, «целеустремленный», как выразился Надеин, — и в тюрьме сейчас не сидит, и под следствием не ходит.) Но для кого и чего предназначены эти деньги — об этом конкретно они с Солодкиным не говорили. Человек из Госнаркоконтроля (якобы Андреев) тоже ничего конкретно Надеину не обещал и про деньги не говорил ни слова.

Об уровне понимания Надеиным всего «дела ОПС Трунова» ясно свидетельствует такой фрагмент его показаний 5 апреля. Надеин до сих пор считает, что Александру Трунову и его «сообществу» было предъявлено обвинение в убийстве Валерия Марьясова (вице-мэр Новосибирска, застрелен в 2004 г. киллером, преступление не раскрыто), как об этом когда-то говорилось и писалось в желтой прессе. То есть Надеину внушили в том числе это, и он поверил, только говорит, что это убийство было «вне пределов нашего /антинаркотического/ кружка».

Рассыпчатые показания «потерпевшего» о конкретных обстоятельствах дачи им взятки и суть всего «эпизода Надеина» я надеюсь описать в следующей заметке. Пока что необходимо договорить о последствиях.

Прокурор Морковина была возмущена больше, чем когда-либо приходилось мне видеть по ходу процесса. И голос вздрагивал, и руки «ломались». Что-то подобное было в ходе допроса свидетеля Закузённого, но, считаю, слабее. (Эх, несладко придется Надеину, когда и если окажется он все-таки на скамье подсудимых, а гособвинителем вновь будет Морковина. Живьем она его схарчит.)

В обеденном перерыве того заседания, перекуривая на улице, я подошел к Надеину, представился журналистом: «Сергей Борисович, вы не против, если адвокат более подробно разъяснит вашу позицию?» В сущности, мне было без разницы, о чем спросить у Надеина. Просто автору хотелось вступить в живой контакт со своим героем. — «А он что, отказывается? А вы откуда?»… (Тут я пропущу недобрые слова Надеина в адрес одного коллеги, который «все переврал». Я на это честно ответил, что «пишу гораздо хуже для вас». Но что я точно заинтересован в объективности и понимании мотивов всех действующих лиц в этой истории.) — «Я у Титоренко пока не спрашивал. Просто у вас, Сергей Борисович, в этом деле непростой статус. А адвокаты обычно свободнее в словах»… Вскоре я взял у Михаила Титоренко визитку.

Но прибегнуть к его комментариям я не успел. В следующем заседании по ходатайству Титоренко я вместе с прочей публикой был удален из зала суда.

Дети Надеина

В принципе, я хорошо понимал, что адвокат Михаил Анатольевич Титоренко следит за процессом и почти не пропускает судебных заседаний не только и не столько в интересах Надеина. И точно не из праздного любопытства, не из художественного интереса к человеческой природе, которая так явно проявляется в обстоятельствах «преступления и наказания». И не с целью экстремального прикосновения к тем гибельным обстоятельствам, в которых наше криминальное государство пытается пожрать самое себя, обвиняя в совокупных преступлениях своих органов кого-то случайного и другого. И тем самым, запутавшись в клубке собственной лжи и измены, защитить чьи-то насквозь корыстные интересы (поскольку на этом уровне и для этих людей только большие деньги имеют значение) в ущерб «праву», «совести», «народу» и прочей абракадабре… В ущерб национальным интересам России, коротко говоря.

Никому в Новосибирске (ну, почти никому) не было нужно «дело Трунова» само по себе. В результате оно, судя по составу обвиняемых и уже осужденных, практически не расследовалось. Масштабные организованные вымогательства у тысяч рядовых граждан и сопутствующие эскцессы вообще не интересовали следователей. «Дело» обслуживало отчасти «политические», но в основном такие большие «экономические» интересы, о которых даже я не рискую сейчас говорить.

Адвокат Титоренко, как мне представляется, наблюдает за течением судебного процесса со сравнительно невысокого уровня этого «экономического» интереса. (Разумеется, ничего личного, только бизнес.) И вот, прошу прощения за резкое «снижение» темы, ему надо было как-то вывести своего доверителя Надеина из-под залпового огня стороны защиты. Потому что после допроса от 5 апреля не осталось сомнений, что это будет полный разгром.

«Технически» это было реализовано очень стыдно, коряво и с непонятными результатами. 8 апреля адвокат Титоренко заявил ходатайство от имени своего доверителя, в котором рассказал следующую историю.

Вечером 31 марта с. г. в квартиру Надеина позвонил некто по домофону и попросил переставить машину во дворе. Когда Надеин вышел из подъезда, к нему подошел неизвестный мужчина, который попросил прикурить. Далее неизвестный спросил о ходе судебного процесса и посочувствовал Надеину, «что его жена сломала ногу». Посоветовал беречь здоровье жены (с подтекстом!) и удалился…

По причине этого инцидента, продолжил объяснять Титоренко, его доверитель 1 и 3 апреля не пошёл в суд, а 5 апреля все же пришел и давал показания, но в состоянии неуверенности и волнения, поскольку боялся за своих близких… И потому Надеин ходатайствует, чтобы, во-первых, из зала удалили публику и прессу, а во-вторых, создали ему особые условия для дачи показаний, «исключающие визуальное наблюдение потерпевшего стороной защиты» (то есть особая комната и связь по радио, без картинки, как именно он отвечает на вопросы).

Самому Надеину было страшно неловко, поскольку он, повторяю, в натуре простодушен. Но он подтвердил рассказ Титоренко и как бы попросил прощения у Морковиной за свои показания 5 апреля, когда «я хотел и вашим, и нашим», «чтобы ситуация вся обоюдная», «но видимо так не получится», «поэтому я говорил, что в голову лезло, то и говорил». Зацепившись за тему безопасности двоих несовершеннолетних детей (хотя в описанном инциденте тема его детей вообще не звучала), Надеин далее начал говорить о страхе за детей постоянно, словно стараясь оправдать ими свое существование — и в этом уголовном процессе, и вообще в мире.

Когда прошло первое изумление от ходатайства, сторона защиты начала давать на него отзывы. Почему по поводу инцидента 31 марта, если он вообще имел место, не было заявления в полицию, почему он в первую очередь не стал известен суду, а «дозрел» только к 8 апреля? Почему сам «инцидент» описан настолько невнятно, говорится о каком-то «подтексте» и «прямых угроз не было»? Вообще, Надеин ведь не живет с бывшей женой — или о какой жене речь? Где и с кем живут его дети, за которых он почему-то боится? Почему Надеин решил, что ему сейчас начали угрожать, если он три года дает показания, нужные обвинению, которые изначально есть в материалах дела, и никаких угроз раньше не было?

По-моему, наиболее убедительно отозвался на ходатайство подсудимый Солодкин-старший (приведу в изложении). Хотя я впервые увидел Сергея Надеина лишь на процессе, сказал Александр Наумович, но я по опыту знаю психологию таких «спортивных ребят», двухметрового роста. Если им что-то сильно не нравится, они бьют первыми и сразу. Невозможно представить, чтобы такой, как Надеин, терпел угрозы, да любые «непонятки» со стороны какого-то одного человека (как он хоть выглядел, если вообще рискнул к Надеину подойти в темном дворе?). Угрозы и нападения были до сих пор только на представителей «нашей стороны». «Мне угрожали в СИЗО», дочери угрожали, «Дереева избивали и надевали наручники»… Всякий, кто прочитал какие-то книги, кроме «Азбуки», понимает, что Надеин не мог давать своими словами такие литературные показания, которые есть в его протоколах допросов. Тогда за него говорил следователь. Теперь хотят сделать так, чтобы за него говорил Титаренко, закончил Солодкин-старший…

Когда прозвучали все отзывы, судья Чуб своими словами, без «совещательной комнаты» и письменного текста, огласила решение: процесс «закрыть» на все заседания с участием Надеина, публике пойти вон. (Думаю, Чуб хорошо понимает абсурдность идеи об удалении журналистов. Но Ларисе Петровне не жалко, мы ей самой не нужны.) Однако лишать подсудимых и их адвокатов счастливой возможности «визуально наблюдать» Сергея Борисовича у судьи рука не поднялась. Пожалуй, это была бы такая «хохма», которая ее саму поставила бы в смешное положение в профессиональном сообществе. Ведь суд не резиновый, отдельных комнат с переговорными устройствами для таких «потерпевших» не напасешься. В этом суде, бывает, и реальных злодеев судят.

…Дальнейшее в тот день происходило в обстановке нервозности и сумятицы. В чем желающие могут убедиться лично по интернет-ссылке http://dropmefiles.com/lkHQt. Итог все равно оказался для стороны обвинения неутешительным. Под мягким натиском адвокатов защиты Надеин сначала отказался отвечать на вопросы Николая Украинцева («вы ко мне предвзято относитесь»), а когда дело дошло до вопросов подсудимых, отказался говорить совсем.

Произошло это вскоре после следующего диалога.

Потерпевший Сергей Надеин: — Я ничего противозаконного не совершал.

Адвокат Светлана Ткаченко: — Позвольте. Вы признались в том, что вы являлись членом преступного сообщества. Вы написали явку в том, что вы дали взятку, это два. Ваша жена была участницей преступления /по сбыту наркотиков/ — это три. Вас эти вопросы не волнуют в настоящее время?

Надеин: — Я не хочу отвечать, по 51-й.

Сергею Борисовичу не смогли толком разъяснить положения ст. 51 Конституции РФ о его праве «не давать показания против себя и своих близких» (он называет ее «51-й поправкой», видел что-то такое в американском кино), которое он понимает так, что может вообще не давать в суде никаких показаний… И ведь действительно, в случае с Надеиным абсолютно любые его показания могут быть использованы против него. Такой вот удивительный случай.

В общем, Надеин заслуживает большого сочувствия. Лучше бы его давно посадили, чем так бессовестно мучить.

А к нашему процессу все более подходит эпитет «скандальный»…

10 апреля заседание длилось менее двух часов «чистого времени». Сначала адвокат Украинцев заявил ходатайство об «отводе» прокурора Морковиной с акцентом на ее поведение в последних заседаниях. Обычным и нормальным штамповочным образом в ходатайстве было отказано.

Далее Татьяна Титова, адвокат подсудимого Андреева, заявила новое ходатайство о возвращении дела в прокуратуру — в связи с ненадлежащим статусом Надеина в уголовном деле («потерпевший»). Вероятно, оно будет рассмотрено в ближайшую пятницу.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ