Первая персональная выставка новосибирского художника бурятского происхождения Славы Чимитова под громким названием «Линия горизонта: возможность рая» проходит в эти дни в Городском центре изобразительных искусств ЦК19. Работы художника могут заинтересовать не только всех любителей живописи и графики, но и особым образом тех, кто ценит арт-терапевтические эффекты изобразительного искусства. Как творчество помогает преодолевать детские психотравмы и расширяет «горизонты» возможного? Об этом «рассказывают» графические листы и живописные полотна художника.
Славу Чимитова впервые и совершенно случайно (хотя случайностей не бывает) я встретил примерно за неделю до открытия его первой персональной выставки. Тогда он принимал участие в кинопоказе и дискуссии «Критика мертва. Да здравствует критика!» в новосибирском Центре культуры и отдыха «Победа». Из его краткого выступления запомнилось не столько содержание сказанного по поводу состояния современной сибирской арт-критики, сколько эмпатическая настроенность, заключающаяся в стремлении услышать и понять другого человека, эмоциональная уравновешенность и почти буддийское спокойствие. Но художник и человек Слава Чимитов оказался сложнее, чем можно представить на первый взгляд. Некоторые неожиданности и противоречия, судя по всему, постоянно сопровождающие художника, неизбежно вошли в его творчество. Они, конечно, проявились и на вернисаже, состоявшемся 14 ноября, и во время авторской экскурсии по выставке 29 ноября.
Слава Чимитов не устаёт повторять, что в жизни и искусстве он избегает бинарных оппозиций вроде «белое — чёрное», «добро — зло», «истина — ложь». И это подкупает, особенно сейчас в России, где каждый вынужден выбирать (даже если не имеет желания делать подобный выбор), с кем и против кого дружить, чьи ценности отстаивать, а с какими идеями бороться. Художник, который даже в таком контексте не склонен к юношескому максимализму и политически выгодной поляризации окружающего мира и художественного творчества, имеет хорошую перспективу стать популярным среди представителей умной, мыслящей публики.
Но вот незадача, по своей форме и структуре выставка в ЦК19 получилась предельно дуалистичной и очень даже бинарной. К бинарным оппозициям здесь располагает буквально всё: два (ни больше ни меньше) экспозиционных зала на первом этаже центра современного искусства, два раздела выставки — живопись и графика — как нельзя лучше уместившиеся в этих залах, наконец, общий заголовок всей экспозиции, поделённый ровно на две части и пунктуационно с помощью двоеточия, и по смыслу. Впрочем, был ли волен художник выбирать залы и их количество? При этом заглавие выставки, весьма звучное и привлекательное для самой широкой аудитории (хлеще звучит лишь название уже подзабытого американского сериала-боевика «Гром в раю»), художник придумал не сам, а под влиянием куратора выставочных проектов ЦК19 Анастасии Эрмиш.
Обнаруженные парадоксы (по сути, поверхностные) в процессе просмотра выставки становятся всё более очевидными и глубокими. Невольно осознаёшь системный характер диссонансов, возникающих как результат столкновения воли художника с предлагаемыми жизнью обстоятельствами. А моё персональное погружение в художественный мир Чимитова вообще завершилось своего рода инсайтом — осознанием того, что не жизнь ставит перед художником препятствия, а он сам. В момент такого озарения открываются универсальные, значимые для многих смыслы персональной выставки Славы Чимитова. Невольно задумываешься о том, как часто человек, находясь в поисках причин своих жизненных «тупиков», досадует на внешние обстоятельства и поступки других людей, якобы суживающие условную «линию горизонта» его жизни, в то время как основным первоисточником всех взлётов и падений является собственное «я».
Но обо всём по порядку.
В первом зале представлена графика Славы Чимитова. Никакого «парадного» впечатления она не производит. Думается, что экспонирование этих графических листов — немалый риск со стороны художника. И этот риск двоякий. С одной стороны, не слишком вдумчивый зритель откажется понимать и даже осудит художника за то, что его черновые «почеркушки» вдруг стали объектом экспонирования, мол, «не Малевича выставляют, чтоб отслеживать каждый шаг его технической, подготовительной работы». С другой — Чимитов-график идёт опасным путём предельно искреннего разговора с публикой, открывая зрителю не только собственную творческую лабораторию («о если б знали, из какого сора…»), но и потаённые закоулки своего внутреннего мира. Каждый набросок и эскиз – это не просто очередное художественно-пластическое «размышление», но и довольно чёткий «слепок» психологического состояния автора в отдельно взятый момент его жизни. Здесь Чимитов-художник и человек — весь, как на ладони.
Психолог, не лишённый арт-терапевтической чуткости, увидев эти графические листы, без особых затруднений «диагностирует» внутреннюю борьбу художника. Присущую графике Чимитова художественную свободу, во многом тяготеющую к формально-абстракционистским экспериментам первой половины XX столетия, сам же художник старается ограничить. Отвлечённо-интуитивные, «пластические» изображения, большей частью бессюжетные, автор постоянно стремится заключить в рамку. И правда, по периметру многих графических листов рука художника проводит ограничивающую изображение линию — неровную и неправильную, с «зигзагами» и «зазубринами» (чем-то напоминает кардиограмму), нервически выписанную дважды и трижды разными цветами. Но надо отдать должное художнику, который, хотя бы отчасти наладив связь с самим собой и миром, в итоге преодолевает тягу к вычерчиванию демаркационных линий, сковывающих творческое своеволие. На некоторых графических листах ограничительная рамка пропадает.
Чимитов-график работает с линией не только в психологическом, но и художественном ключе, помещая сложную штриховку пастелью или фломастером «внутрь» цветовых пятен и форм, выстраивающих композиционное целое каждого листа. Здесь очевидно непреодолимое желание автора «расшевелить» застывшую форму, задать ей импульс внутреннего напряжения, которое должно разрешиться в динамике движения и развития. Кажущаяся неподготовленному зрителю хаотичной, штриховка напоминает нервические движения, которые производил каждый хотя бы раз в жизни, расписывая плохо работающую шариковую ручку. Но эта аналогия верна лишь в том плане, что силой своей воли и автоматизмом повторяющихся движений руки (без отрыва от листа) художник добывает из самых недр небытия напряжённо-размашистые росчерки, пробуждающие статичную форму к жизни. При более внимательном рассмотрении становится понятно, что направление штриховки далеко не всегда хаотически разнонаправлено, напротив, оно поддерживает ту или иную тенденцию в построении композиции: вертикаль, горизонталь или диагональную «развёртку» листа.
Лиственное золото империи: в осеннем Новосибирске повеяло Петербургом
Второй выставочный зал, в отличие от первого (не забудем про бинарные оппозиции), производит вполне привычное впечатление современного галерейного пространства, наполненного яркими полотнами, иногда даже с налётом футуристичности (не путать с футуризмом). Здесь сосредоточена живопись Славы Чимитова, сплошь сюжетная в противоположность его графическим листам. Рассказывая во время авторской экскурсии по выставке о своих живописных работах, художник обращается к теме психотравмы, преимущественно детской: «Во многих моих полотнах присутствует повторяющийся мотив дома. Маленькая бурятская деревня: две-три улицы. Тот самый двухэтажный многоквартирный дом, где я жил в детстве. Он и сейчас стоит, возвышаясь среди степи. Степной ландшафт с небольшими сопками и взгорьями до сих пор меня вдохновляет. А с домом связаны и тёплые воспоминания (наблюдение, созерцание, вдохновение), и драматичные, трагические. Одна из представленных работ так и называется — «Мой грустный дом». Тот же лейтмотив грустного, трагического дома «звучит» в моём триптихе «Сквозь лёд», созданном в 2020 году специально для выставочного проекта «Лёд» в арт-центре «Красный» (куратор — Алёна Залуцкая). Погружаясь в абстрактную тему холода и льда, я вернулся к очень конкретным детским ощущениям, впечатлениям, ассоциациям, воспоминаниям. Девяностые — начало двухтысячных. Февраль. Обдуваемый со всех сторон степными ветрами, неотапливаемый дом, в нём — холодная квартира, по которой мы ходили в валенках, спали в одежде. На одном из полотен триптиха я изобразил свой дом мрачного тёмно-серого цвета, окружённый тёмными столбами линии электропередач. Эти столбы — метафора, они напоминают кресты, навевающие мысли о том, что не только мой дом, но, может, и вся Сибирь для меня — тюрьма?»
Остро переживаемое в юности отсутствие отца проявилось в творчестве уже взрослого художника. Рядом была только мама, вероятно, отсюда столь значимая и в каком-то смысле «психотерапевтичная» для самого Славы Чимитова тема женщины — матери, спутницы, подруги — ясно прослеживаемая в его живописи. Впрочем, и тему отца, несмотря на её «травматичность», художник не обошёл стороной, например, в работе «Мой несуществующий отец. Изгнание», которая в 2019 году уже выставлялась в Новосибирском художественном музее в рамках проекта «Синтетические сны», реализованного Славой Чимитовым совместно с художницей Виталией Ямной. В этом полотне удивительным образом переплетаются личные переживания художника и религиозно-мифологические традиции Востока и Запада. Вообще, творческий процесс и его результат, кажется, является для Чимитова исцеляющим. Через горевание по неведомому отцу художник присваивает себе, можно сказать, персонализирует универсалии национальных религиозных культур, делает глобальное соразмерным отдельно взятому человеку.
Композиционной доминантой обсуждаемой работы является обнажённая фигура некоего человека (быть может, условно-обобщённый образ alter ego художника или его лирического героя), лежащего вниз головой, будто в беспамятстве или во сне, на большом исчерна-сером быке, который увозит своего невольного наездника по красному полю в ирреально-пёстрый постапокалиптический пейзаж. «Сивый бык» — одно из божеств мифологии бурят. В древних преданиях бурятских племён Забайкалья «Буха-Нойон» — в переводе на русский, буквально, «бык-господин» — представлен как тотемный первопредок, объект местных шаманских культов.
Этот образ довольно распространён в творчестве российских художников и скульпторов бурятского происхождения. Присутствует он, например, в хранящейся в Третьяковке работе всемирно известного Даши Намдакова, выставлявшегося в художественном музее Новосибирска в 2023 и 2024 годах. Для Славы Чимитова бык-первопредок — символ начала и конца света, знак преодоления условностей и ограничений (вспомним рамки-границы графических листов, которые с трудом «раздвигает» художник), а также это метафора освобождения от душевной боли сына, чающего встречи с отцом, но лишённого такой возможности. Здесь же ассоциативно возникает христианская аналогия с Творцом мира, любящим и милующим, но в то же время грозным и «наказующим», изгнавшим своё творение — первого человека — из райских кущ. Неслучайно сам художник во время авторской экскурсии допускает оговорку: вместо «Бык-Отец» произносит «Бог-Отец» и тут же поправляет сам себя.
А вот и «Зигфрид». В Новосибирске продолжается беспрецедентный показ опер Вагнера
Но если библейский Адам, преступив божественный закон, лишается эдемского благоденствия, доступного ему до грехопадения, то художник Слава Чимитов задаёт самому себе и зрителю вопрос о возможности рая как такового. Доступна ли гармония в мире людей? Выходит, что двоякое в своей противоречивости заглавие выставки «Линия горизонта: возможность рая», не сразу принятое художником, как нельзя лучше передаёт ключевые смыслы его творчества, нацеленного на поиск состояния равновесия, соединённого с вожделенной свободой во имя глубокого понимания феномена под названием «Человек». Как знать, быть может, обретя в будущем широкую известность, преодолев тем самым границы Сибири и даже России, бурятский художник из Новосибирска Слава Чимитов расскажет миру о своём опыте пробуждения от иллюзий и, не давая публике тщетных надежд на райское блаженство, как и теперь, предложит зрителю реальные пути преодоления душевной боли с помощью творчества и вдохновения.
WPBuild.Ru