Выставка живописи Зураба Церетели – шанс увидеть то, что живёт за рамками массового гротескного мема из 90-х. Увидеть яркий и обаятельный мир без гигантизма и пафоса. Выглядит эта выставка как экзистенциальный роман на тему «Художник и власть». Вместо букв краски, но очень понятно.
2 ноября в Новосибирском государственном художественном музее открылась выставка Зураба Церетели «Живопись монументалиста». На российском художественном Олимпе Зураб Церетели – одна из самых неоднозначных персон. Даже само название выставки намекает как минимум на дуализм его образа, на бинарность. Но у Зураба Церетели множество творческих «я».
Просто скульптурное эго – самое из них заметное. Можно даже сказать, насильственно заметное. Ибо не увидеть скульптурную работу Церетели в ландшафте любого города в принципе невозможно – она сама придёт в ваше поле зрения командоровской поступью и царственно покажется. Потому как городские скульптуры Церетели – почти всегда гиганты. Покорители горизонтов и скайлайнов. Даже сравнительно миниатюрные клоуны на Цветном бульваре, возле цирка имени Юрия Никулина – милашки с дачный домик ростом. Со зримым эффектом Пеннивайза из-за огромности…
Именно этот гигантизм и принёс ваятельской ипостаси Зураба Константиновича довольно противоречивую славу и мемичность. В Москве огласить симпатию к памятникам работы Церетели – надёжный способ репутационного самоубийства. Особенно в сообществе коренных интеллигентных москвичей. Ибо разящие «лучи добра» прилетят сразу от всех – и от модернистов, подписанных на Тёму Лебедева, и от почвенников, почитающих Стерлигова. И из средины социокультурного спектра. И вонзятся в опрометчивого горемыку обильно, как в тряпичного ежа-игольницу.
Справедливости ради стоит сказать, что у монументов Зураба Церетели уровень художественного обаяния разный. На одном полюсе – неоспоримо одиозный московский Пётр I. На другом – удивительное сооружение «Хроники Грузии» на берегу Тбилисского водохранилища – композиция из 16 огромных, рельефно-узорчатых колонн, завораживающая даже в незавершенном виде (начата ещё в 1985, готова на 90%, к созерцанию вполне пригодна).
А на выставке в НГХМ и вовсе неожиданная вариация его ваятельского «я» – серия бронзовых скульптур «Горожане». Совсем небольшие (не выше 60 сантиметров) статуи, в которых узнаваем только материал – бронза. Зато эмоции и пластический рисунок – совсем другие, незнакомые по монументам. Ироничность, тщательно выверенный, без уклона в карикатурность, юмор. Острая стилизация в сочетании с этнографической точностью. Да, так тоже бывает.
Бронзовые «Горожане» абсолютно самодостаточны по отдельности, но при этом непринужденно собираются в групповые композиции, воспроизводя многолюдность живой улицы. Они – типажи давно несуществующего уклада, который даже в пору дошкольного детства будущего художника был зыбкой, тающей, уходящей натурой. Предвоенный Тбилиси Нодара Думбадзе из фильма «Кукарача», сквозь который ещё мерцает-просвечивает Тифлис времён Пиросмани.
«Горожане» – посредники-проводники в ещё более неожиданный арт-слой. В живопись Зураба Церетели.
Все умрут, а ты грейпфрут. Ювенальная юстиция галактического значения на экране «Победы»
Те, кто отождествлял это имя с патетичными бронзовыми великанами, будут удивлены. Ибо Церетели рисующий – будто совсем другой человек, из альтернативной вселенной. Пламенный колорит летнего цветочного луга, всполохи сияющих витражей, хоровод маков и подсолнухов. И безыскусность, подчеркнутая наивность сюжетов. Словно мир Пикассо, Шагала и Фернана Леже пришел в одновременное соприкосновение с миром ленинградских «митьков» и прозой Думбадзе.
От Шагина и Шинкарёва – добродушная, ребячливая повествовательность, от Думбадзе – бытовой колорит, от французского кубизма – экстаз чистого цвета, «витражный» контур (добавляющий колористической страсти) и продуманные деформации объёмов и форм. Одни персонажи словно созданы из клокочущей и бурлящей лавы, другие, напротив, похожи на уютных тряпичных кукол, дожидающихся детских объятий. Третьи – на глиняные фигурки из недр народных промыслов и архаических культур. Об архаике и доавторских искусствах у Церетели давние, фундаментальные и профессиональные познания – его карьерный путь начался с работы в Институте истории, археологии и этнографии Грузии.
К слову, о французском модернизме и кубизме. Фернана Леже, принёсшего в живопись витражный контур, Зураб Церетели живым не застал, а вот с Марком Шагалом и Пабло Пикассо он успел побыть и в дружбе, и в полновесном творческом диалоге. Ещё будучи выпускником Тбилисской академии художеств. Очно, причём. По месту проживания мэтров, во Франции.
Для арт-реальности 60-х такой сюжет вовсе не был фантастикой. Художественный менеджмент в СССР 1960-х был щедр на шансы, когда речь шла о талантах с национальных окраин: художникам Прибалтики дозволялось вблизи изучить скандинавское актуальное искусство, а молодым дарованиям Грузии дозволялось углубленное и очное знакомство с итало-французским арт-ареалом. Собственно говоря, Грузия в СССР и сама была этаким советским Средиземноморьем – игровые фильмы про Италию, Испанию и Прованс наши киностудии по большей части снимали там. Дескать, ландшафты сходны, свет похожим образом ложится, массовка органична. Так что, Церетели-живописец и Церетели-график – это в каком-то смысле полпред средиземноморского модернизма в наших пасмурных краях.
«Укрощение строптивой»: старый добрый Шекспир на сцене НОВАТа. Реинкарнация с нюансами
А ещё, как ни парадоксально, в именно в живописи Церетели можно разглядеть подоплёку его гигантомании в скульптуре: у Зураба Константиновича очень художническое восприятие мира. И переходя в ипостась скульптора, он решается взять с собой узорчатость и яркость – чисто рисовальное, чисто художническое понятие.
Узорчатость в скульптуре вполне воспроизводима. А как передать яркость в скульптуре? Что там будет аналогом колористической интенсивности? Ну, разве что размер…
Причем, даже в скульптурах с колоризацией (вроде клоунов на Цветном бульваре) главным эквивалентом яркости были именно габариты. Результаты это давало иногда престранные. Особенно в сравнении с работами другого знаменитого скульптора-монументалиста – Евгения Викторовича Вучетича.
Самые известные детища Вучетича (все изваяния Мамаева кургана и берлинский Солдат-победитель) – тоже гиганты. Но с пространством вокруг себя они взаимодействуют более уживчиво, поскольку пластически довольно экономны и выверены. То есть, они при всем натурализме не содержат той обильной, увлеченной детализации, той гипер-орнаментальности и «финтифлюшечности», что так царапает взор и ум при созерцании московского Петра I.
В этом смысле довольно лукавой ловушкой для Зураба Церетели стало благоволение Юрия Лужкова, азартное и щедрое. Простодушная любовь московского мэра к понятию «дорого-богато» наслоилась на церетелевскую любовь к орнаментальности и декоративности. Чувство это более оттеночное, тонкое и интеллигентное, нежели лужковский арт-азарт. Но то, что из этих двух компонентов в итоге слиплось, получилось столь нервирующим, что простому зрителю, горожанину стало уже плевать на факторы и первопричины. Горожанин от души испугался. И наделал мемов…
Потому принудительное изъятие Юрия Лужкова из актуального политконтекста для Зураба Константиновича стало событием если не счастливым, то в определенном смысле освобождающим. Все 66 работ, представленных на выставке в НГХМ – не старше 2008-го. Все – плоды «постлужковского» периода. Есть во всех этих картинах и скульптурах сквозная эмоция – такой детский каникулярный восторг. Радость от возможности быть наивным, безмятежно созерцательным и сентиментальным.
Теперь можно. Капитализация имени вполне достаточная. Мировая известность – неоспоримая, хоть и неоднозначная. Президентство в Российской академии художеств с 1997-го – тоже факт, покрывающий все горизонты здорового самолюбия, мыслимые в арт-среде.
А когда всё всем доказано, можно побыть просто художником-импровизатором. Выбирая темы и натуру сообразно своим живым симпатиям. Плоды этого вольного статуса выставка, собственно говоря, и представляет. Работать она будет весь ноябрь, до 18 декабря. Для такого календарно-метеорологического контекста она убедительно подходит – действует как визуальный витамин. Интересно будет даже тем, кого смущали монументы. Более того, именно их дельта впечатлений, наверное, будет самая яркая.
WPBuild.Ru