Все умрут, а ты грейпфрут. Ювенальная юстиция галактического значения на экране «Победы»

Валерий Фокин привез в Новосибирск свой «Петрополис» — фильм, представляющий причудливую смесь голливудского сюжета и исконно отечественного «театрального» кино с флёром нарочитой условности.

«Петрополис», вышедший 27 ноября на экран Большого зала ЦКиО «Победа» – послание с очень многоголосой тональностью. Это и вызов санкционному кино-дефициту, больно ранившему российский кинопрокат, и полемика с мейнстримом. С мейнстримом, который, несмотря на прокатный дефицит, у нас до сих пор олицетворяется всё с тем же Голливудом. Это и ответ на мании-фобии, которые испуганное человечество проговаривает-шепчет, поджав коленки и забившись под плед массового искусства.

Валерий Фокин – режиссер, живущий на два мира – и на киномир, и на вселенную театра. Театральная его ипостась в современной России известна больше.

Новосибирск, будучи городом театральным (несмотря на все мучительные попытки зачать-родить своё игровое кино), В. В. Фокина любит по большей части в этом образе. Ничего для экрана он лет двадцать не снимал. Зато «Петрополис», снятый после столь долгого перерыва, имеет шансы стать картиной не то, что бы культовой, но уж точно обсуждаемой.

Пружина полемичности и востребованности – в фабуле и стилистике. Фабула безыскусна, как еда из фаст-фуда. Звёздно и точка! За сюжет о том, что за нами тайно присматривают инопланетяне, давно и основательно взялась американская культура. Тема пришла одновременно с бумом спроса на инопланетян как таковых. И уже лет 70 обладает аппетитностью свежего, нетленного хот-дога.

«День, когда Земля остановилась» (обе версии сюжета), «Близкие контакты третьей степени», «Прибытие», «Контакт», сериал «Конец детства» (где присматривающую за Землёй силу олицетворяет существо с шокирующей для христиан наружностью и родным для каждого новосибирца именем Карелин). И ещё много-много раз – в диапазоне от киноклассики до сезонного сериального китча.

У «Петрополиса» фабула вполне в общей канве. Жил-был во США учёный Владимир Огнев (Антон Шагин), работающий на некую тайную, интегрированную с ООН организацию. Организация занимается тем, что выслушивает от пришельцев советы по гармонизации земной жизни.

Петрополис Валерия ФокинаТакая лютая матрёшечка получается, саркастичная рекурсия: ООН наставляет «праведные» страны как правильно воевать со странами-бяками, со странами-мордорами, а сама, в свою очередь, кротко слушает наставления из «звездного обкома» – с гигантских кораблей, висящих над несколькими мегаполисами за пеленой туч. Над Петербургом, в том числе.

Ну, понятно теперь, почему в Питере всё время пасмурно?

Главгерой, вместо того, чтобы просто делать свою работу согласно штатному расписанию, решил углубиться в первоосновы. Точнее, забраться на верх административной пирамиды, дабы узнать «Зачем вообще вот это всё?».

Как мы усвоили за 70 лет с помощью того же Голливуда, приятных ответов на этот вопрос нет. И вообще его лучше не задавать.

Тот факт, что пытливым почемучкой Фокин поручил быть человеку именно такого социотипа – вызов голливудской канве. В типовой американской транскрипции сюжета это был бы гиперактивный ботан, в «Петрополисе» – ухоженный меланхолик в стиле чеховских героев.

Владимир Огнев, несмотря на пламенную фамилию, существо довольно робкое. Типажно он очень похож на горемычного журналиста Антона Красовского, печально и глупо прославившегося как раз в эти дни.

Укрощение строптивой

Советский деликатес со вкусом классики? Нет, не оливье. «Укрощение строптивой»!

Но не ждите, зритель, дурной красовской лихости от героя Антона Шагина. Его типаж – повзрослевший вдумчивый юннат, заглянувший в нору чудовища. Вполне тихий и домашний человек, попавший в эпос по чистой случайности.  В интродукции сообщается, что в США родители увезли 16-летнего петербуржца Вову подальше от первой чеченской войны. Но, похоже, зря. Ибо Вову, похоже, так и не отпустило. Большую часть экранного времени глубоко взрослый Владимир Огнев проживает с распахнутыми от испуга глазами. Для персонажа, познавшего тёмные тайны глобального госконтракта с пришельцами это естественно. Хотя минут через тридцать этот бархатный взгляд испуганного кокер-спаниеля, честно говоря, начинает слегла раздражать. Впрочем, это сугубо субъективно. Наверное, это и есть та самая театральная «масочность». Возможно, так и надо…

Это странное сочетание театральной условности с фабулой, типичной для блокбастеров – и батарейка здешней эстетики, и её визуальный код. Красота кадра тут такова, что каждый можно остановить, распечатать и упаковать в паспарту. Эстетство в духе Звягинцева и Тарковского, но без самой эпигонской «тарковщины» – без долгих, мучительно зависающих планов, где по 10 минут ничего не происходит (точнее сказать, «происходит НИЧЕГО»). Напротив, предметный мир здесь обладает шарнирной бойкостью кубика Рубика – его локации и реквизит сменяют друг друга стремительно. В буквальном смысле по хлопку двери. Из города в город, из страны в страну персонажи попадают, просто переступая пороги.

Объясняется это двумя факторами. Во-первых, ретроспективностью происходящего. Всё это – уже не наяву, а в шкатулке памяти, у которой ни дна, ни покрышки. Весь сюжет про кураторство инопланетян, про свою роль в проекте и свою пугливо-несчастливую жизнь с женой Анной (героиней Юлии Снигирь) Владимир Огнев вспоминает где-то глубоко в бункере. Наверху в это время высший разум (далее – ВР) технологично обнуляет человечество. Обнуление выписано глупым людишкам не просто так, а в функции «двойки» в дневник. Незадолго до того небесная училка дала правителям мировых держав наивное, отчаянно хиппозное и потому столь же невыполнимое задание. Про полный отказ от оружия, политикума и границ.

Да-да, именно в стиле «Не надо воевацца, давайте целовацца». Тут за ВР становится несколько неловко, ибо до того нам устами всех персонажей внушали мысль о том, что ОНИ опережают нас в развитии на миллионы лет. Серьёзно, блин? При таких-то этических максимах во вкусе 13-летней девочки-хиппи? Разумеется, человечество это училкино задание не то что делать, оно его даже всерьёз обсуждать отказалось. Потому в учительской за пеленой облаков было решено переформатировать всех человеков. Мол, необучаемы, отчислить. А человечество надумало пульнуть по огням в небе всем арсеналом своих ракет. Отлично пообщались, ага!

Во-вторых, специфическая физика фильма объясняется технологией кинопроцесса. Изначально все локации планировалось снимать в их естестве. Флориду в настоящей Флориде, Японию в настоящем Токио. Но вмешался ковид-19 и весь глобальный мир, опекаемый высшим разумом, пришлось делать в большом павильоне (7 тысяч кв. м, по словам самого Валерия Фокина). Там из сип-панелей и хромокея смастерили всё, за исключением Петербурга в финале (только он настоящий, из камня и асфальта. И ещё море).

И вот что интересно: не скажи об этом сам Фокин на встрече со зрителями, павильонная сущность действа не бросалась бы в глаза, а была бы его специей. Она, впрочем, и так почти не бросается – хромокей делает свою работу на «пять», а искусственность мира подчеркивают вовсе не ландшафты, а… интерьеры.

режиссёр Александр Сокуров

Режиссёр Александр Сокуров: «Мы не можем обойти своё время, перехитрить его. И это наша главная проблема»

На гладкой сип-панели «икеевского» типа нарисованы черным фломастером то каменная кладка, то оконные рамы, то дощечки паркета, то плинтусы и розетки. В переливчатом сумраке эти детали малозаметны, они прокрадываются в зрительский ум, накапливаясь постепенно. Они – как трещина на боку воскового яблока или крепёжная скоба в лодыжке витринного манекена. Мол, издали всамделишно, а вблизи – ну, да ладно, и так нормально…

Такая полу-реальность создаёт странный эффект «скольжения», очень любимый Дэвидом Линчем и Ларсом фон Триером. Он у этих режиссёров числится марочным. И у Стивена Кинга тоже. «Скольжение» – эмоция в равной мере пугающая и чарующая. Как актуальные нынче fusion-сладости – шоколадки с чили-перцем или конфеты с васаби.

Скольжение и театральность – ощущения удивительно гармоничные меж собой. Похожую степень условности наше кино знало, пожалуй, только в пору творческого расцвета Марка Захарова. Захаровские фильмы тоже имеют условную топографию и геофизику. Это мир нарисованных облаков, натяжного горизонта и дождей из оцинкованной садовой лейки. Но у Захарова и нарратив был собственный, сугубо отечественный. В «Петрополисе» же причудливая смесь Голливуда и условного «Ленкома». Кстати, забавно представить, как выглядел бы фильм «Терминатор» в эстетике Захарова. Сару Коннор, наверное, отлично сыграла бы Евгения Симонова – её плаксивое девчоночье личико с потаённой яростью было бы, наверное, даже круче, чем типаж Линды Хэмилтон. А вот кого на роль киборга-убийцы – Абдулова или Караченцова – с этим нет ясности. Караченцов яростнее и брутальнее, зато Абдулов «кукольнее» – для искусственного-то парня самое то.

Впрочем, Захаров не один такой был. Ларс фон Триер свой «Догвилль» сделал ещё более театральным – там у города даже фанерных стен нет – только их контуры на полу павильона. Но там такая условность работала как предохранитель для зрительского сознания.

В «Петрополисе» же условность более лукавая, скорее будоражащая, а не утешающая. Первооснова фильма – пьеса Кирилла Фокина «Огонь» и поставленный по ней спектакль «Сегодня.2016», признанный на международных фестивалях ещё в том, прошлом мире – это театр в чистом виде. Театр с правом зрителя на созерцательное отстранение. В «Петрополисе» этого успокоительного отстранения по ходу просмотра не возникает – фильм «пьётся» весь и целиком, взахлёб, залпом.

И когда в финале Владимир Огнев выходит из фанерной чудо-шкатулки в настоящий Петербург, вздоха облегчения у зрителя не будет.

Потому что город при свете полудня стерильно пуст. И встречают Огнева там только два существа – бывшая жена, которая до того намеками обещала повторить самоубийство. И шестилетний сын. Который ни шестилетним, ни вообще живым быть в принципе не может. Ибо умер в утробе матери до рождения. Оттого зрителю в мозг заползает неуютная мысль: а не лимб ли сей солнечный пустой Петербург? Не апокалиптика ли это эстетская, во вкусе фон-триеровской «Меланхолии»? Не вариация ли загробного мира в эксклюзивном дизайне?

Выставка

Соцреализм возвращается. Как живой

К слову, про всякие загробности. В постмодерне такой подход вообще весьма популярен. Например, по одной из версий, нет никакой Страны чудес даже в литературной реальности. Девочка Алиса просто убилась, упав в глубокую яму, а все эти кролики, шляпники и королевы – лишь видения угасающего мозга погибшей малышки. И Изумрудного города тоже нет – Дороти/Элли убило нафиг в родительском трейлере. Обычным торнадо. Про Тоторо из мультфильма Миядзаки вообще сущий ужас досочинили… А в китчевом сериале «Царство» Мария Стюарт после казни просыпается в раю юной и красивой. На дизайнерском постельном белье. С головой на естественном месте. В объятиях своей первой любви – короля Франциска. Райский Франциск там вообще презабавный – холёный густобородый хипстер категории «25+», мускулистый и сноровистый в любви. При том, что наяву это был умерший от гнойного отита 15-летний мальчик, выглядевший на все 11.

В подобном контексте финал «Петрополиса» воспринимается довольно неуютно. Особенно сейчас, когда призраки ядерных ракет торчат из реальности, как пружины из усталой диванной обивки. Особенно когда земные правители человечества в фильме проявили себя упрямыми идиотами. К слову, Петрополисом город именуется в поэме «Медный всадник» – в тексте, идеальном именно как скрипт фильма-катастрофы: «И всплыл Петрополь, как тритон, по пояс в воду погружен…». Пушкин вообще отменно кинематографичен…

Впрочем, в последний момент вспоминается увиденное периферийным зрением. Вспоминается нарисованный выключатель. Нарисованная на фанере паркетина. Нарисованная оконная рама и её нарисованные жалюзи. И это даёт некоторую надежду. Это же просто театр…

Редакция «КС» открыта для ваших новостей. Присылайте свои сообщения в любое время на почту news@ksonline.ru или через нашу группу в социальной сети «ВКонтакте».
Подписывайтесь на канал «Континент Сибирь» в Telegram, чтобы первыми узнавать о ключевых событиях в деловых и властных кругах региона.
Нашли ошибку в тексте? Выделите ее и нажмите Ctrl + Enter

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ