О юридических аспектах работы системы здравоохранения в пандемию, о том, каких уголовных дел стоит ждать в ближайшее время, а также как проходят судебные тяжбы в крупных и известных новосибирских компаниях, в интервью «Континенту Сибирь» рассказала адвокат, руководитель адвокатского бюро «Гребнева и партнеры» ИРИНА ГРЕБНЕВА.
Юридические аспекты работы системы здравоохранения
— Ирина, мы с вами предварительно обсуждали темы для интервью, но начать хотелось бы с ситуации в здравоохранении Новосибирской области и ваших недавних постов в соцсетях на эту тему. Отсутствие медпомощи, лекарств в аптеках, общая паника, и, наверное, действительно, кто-то должен будет за все это ответить, в том числе и за летальные исходы…
— Мне на самом деле сложно об этом говорить, потому что мои посты вызваны личными переживаниями. Я их испытала как человек, оказавшийся в ситуации, когда нет возможности получить медицинскую помощь.
В отличие от США и Европы, наши пациенты и медики не привыкли, что у них есть свои медицинские юристы, которые оперативно реагируют на нарушение прав пациента. Хотя посты были написаны от безысходности, у меня всегда включается какое-то профессиональное видение вопроса. Хаос и проблемы в оказании медицинской помощи, безусловно, выльются в судебные разбирательства. И уже есть достаточно юристов, которые на этом специализируются. Так что пациентов будет кому защищать.
Сейчас медучреждения, в том числе и необоснованно, подвергаются критике со стороны людей, считающих, что им не оказали медпомощь. Я работала с медицинскими учреждениями и знаю, насколько там серьезные требования по оформлению медицинской документации. Каждому из нас при обращении в больницу дают пакет документов, которые нужно подписать (например, информированное согласие, согласие на обработку персональных данных).
Доступ в суды Новосибирской области ограничат из-за коронавируса
Если возникает конфликт, в первую очередь проверяющие и эксперты изучают медицинскую документацию. При этом документы смотрят «ретроспективно», уже зная, каков результат оказания медицинской помощи. В такой ситуации очень легко выявить нарушения. Ведь такая проверка не учитывает, почему именно врач принял то или иное решение по лечению пациента.
В итоге, что мы видим сейчас? Нормативные акты никто не менял. Нигде не прописано, что врач может прийти на вызов, когда у него получится. Есть стандарты оказания медицинской помощи, и там четко указано, в течение какого времени должен быть обработан вызов скорой помощи, когда должен прийти врач, есть правила ОМС. И в условиях пандемии имеют место многочисленные нарушения установленных правил.
Может, люди и не всегда это понимают, но когда идет расследование уголовного дела, никто и никогда не принимает во внимание макроэкономическую ситуацию. Точно так же никто не выясняет, чем было обусловлено поведение медика. В случае с медициной смотрят, что было сделано для конкретного пациента. Качественно или некачественно ему была оказана медпомощь, своевременно или несвоевременно. И главное — установить причинно-следственную связь. Допустим, пациент умер случайно — плохо себя чувствовал, упал и ударился об угол стола. Это одна ситуация. Или он все же умер от того, что ему не оказали своевременно медпомощь, и у него развились осложнения, несовместимые с жизнью? Совсем другой случай.
— То есть, на ваш взгляд, будет какое-то очередное «дело врачей»?
— Да, обращения в правоохранительные органы уже появились. Кто предпринимает такие действия? Отчаявшиеся родственники, которые видели, что человеку плохо, а врач не идет, скорая помощь не приезжает или приезжает, но в стационар не забирает. Думаю, сложность у следствия будет только в том, что придется проверять все этапы оказания медпомощи. Бывает, что пациента возили по нескольким учреждениям, и после возникает вопрос, кто именно виноват, допустим, в его смерти. Но все равно это расследуется. Есть наработанные методики, эксперты. Как ни крути, но, если скорая приезжает к пациенту на пятый день, эксперт не может написать ничего, кроме того, что медпомощь была оказана несвоевременно.
Говоря об экономическом аспекте, берем, например, выдачу листков нетрудоспособности. Да, были разъяснения, что в период пандемии можно открывать больничный через портал «Госуслуг». Но это касалось пациентов, которым необходимо быть на карантине в связи с контактом с больными короновирусом. Если пациент обратился в медицинское учреждение, и врач без осмотра назначил ему лечение, если больничный не был продлен вовремя, и возникнут какие-то споры — в любом случае это медучреждение окажется виноватым. И будет виноват тот врач, который, например, в запарке не заполнил медицинскую карту должным образом. Медики не придают этому значения. Им кажется, что лучше я, например, 100 человек обойду по вызовам, чем 20 человек, зато надлежащим образом оформив бумаги. Но потом никто не будет смотреть, сколько квартир обошел в этот день врач. Сколько пациентов объехала скорая, сколько приняло отделение.
В качестве аналогичного примера приведу привлечение к уголовной ответственности предпринимателей из-за обналичивания денежных средств. Руководитель, которому предъявлено обвинение, говорит: «Подождите, я же не украл эти деньги. Да, я их обналичил, но что мне было делать? Мне надо было отблагодарить заказчика, я заплатил зарплату, налоги, рассчитался с банком». А это никого не волнует. Состав преступления зачастую довольно формален. Например, как можно растратить в пользу неустановленных лиц? Люди не понимают, настаивают на проведении экономической экспертизы. Например, получает компания крупный госконтракт, делится «откатом», обналичивая деньги, но при этом получая прекрасный финансовый результат. В компании говорят: «Давайте объясним следствию, что если бы мы не получили этот контракт, компания оказалась бы банкротом, мы вынуждены были бы уволить людей, не заплатить налоги и так далее». Следствие это не интересует. Волнует конкретное действие — деньги были обналичены, и более того, возникают вопросы, кто и кому «откат» отдал. Иногда, нечасто правда, удается еще и взятку доказать.
Да, есть во всей этой истории определенное ощущение несправедливости. Но люди в силу наивности или юридической безграмотности не задумываются о последствиях того, что они недоделали или не сделали сегодня. Потом на это будут смотреть уже другие люди по факту. Как я уже приводила пример, гражданин Х обратился за медпомощью, к нему не пришли, а он взял и умер. Уверяю, что родственники его будут искать правду и виновных. Ощущается чувство полной беспомощности. Точно так же незаконно лечиться у «знакомых» врачей по телефону. И это проходит, пока все хорошо, если пациент выздоровеет. При печальных последствиях итоги разбирательства могут быть совсем другие.
— Умирать тоже никто не хочет…
— Да, и это все очень грустно и тяжело. Мне, например, нужно заканчивать лечение и восстанавливаться, а доверия к системе здравоохранения после всего нет вообще. По определенным причинам медицинская статистика у нас часто искажается. Люди обнаруживают, что их медицинская карта живет своей жизнью. Ты в поликлинике не был пять лет, а оказывается, что и диспансеризацию проходил, и плановые приемы посещал, и направления какие-то брал. Это же не просто так, не значит, что врач решил красивый почерк наработать записями. Речь идет о хищении денег. Это так называемые приписки, которые потом оцифровываются в компенсацию лечебным учреждениям в рамках программы ОМС.
Почему система здравоохранения оказалась не готова к пандемии? Была благая цель — чтобы врачи получали достойную зарплату. И иногда допускались приписки, из которых формировалась отчетность. В результате у органов, управляющих здравоохранением, не было истинной картины. Им казалось, врачи обслуживают массу людей. Говорят, даже сейчас у нас нет такого количества реальных обращений, сколько фигурировало в отчетах и статистике. И вот эта система искажения формировалась годами. А теперь столкнулись с реальностью — возросло количество заболевших, людям нужна помощь, а это тебе не в карточку записать без приема. Надо реально обслужить поток, а технологий нет. Может, конечно, доберутся и до верхов, но это нужно ломать всю систему. Проще сделать крайним врача или заплатить из бюджета проигранный по суду иск, чем наладить систему.
Резонансные судебные дела
— Говоря о судах, у меня есть субъективное ощущение, что многие процессы встали на паузу. К примеру, отложено рассмотрение иска «Стрижей» к мэру Новосибирска и СМИ, так как болеют юристы и истца, и ответчика…
— Понимаете, везде ситуация одинаковая. И у вас в редакции, и у нас в адвокатском бюро, и в судах. Суды — место массового скопления людей, но я не могу сказать, что там все «на паузе». Я просто преклоняюсь перед системой правосудия, которая из-за пандемии очень продвинулась в использовании технологий. Системы электронного документооборота, онлайн-заседания… Работа судов не была парализована, даже когда не было «очных» заседаний. Здесь у меня как раз ощущение того, что все работает. Мы подали ходатайство, видим, что оно отразилось в системе, и суд принял по нему решение. Да, бывает, что дела откладываются, потому что судьи или представители сторон уходят на больничный. Но коллапса нет.
— Согласен, вот, например, продолжаются резонансные банкротные процессы «Холидея» и его основателя Николая Скороходова. Более того, есть информация о намерении привлечь к субсидиарной ответственности «Фермер-Центр». Как вы можете это прокомментировать?
— Банкротство группы компаний «Холидей» — это очень крупное для региона дело. На примере этого банкротства можно проиллюстрировать то, о чем я говорила выше. Никто не смотрит экономику, идут формальным путем. Процедура очень большая и сложная. Все мы пережили эту лавину исков к поставщикам, которые исчислялись сотнями. Как раз банкротство «Холидея» показало формальность законодательства. Кредиторы не могут найти компромисс, идут в соответствии с процедурой, в итоге увеличивают свои финансовые потери.
— Речь, например, о процедуре оздоровления?
— В России не работает процедура финансового оздоровления. Объясню, с чем это связано.
Почему был вал исков к поставщикам? Потому что закон формален, сделки, совершенные в течение 30 дней, предшествующих заявлению с требованием банкротства, — это «подозрительный период». Если только не доказать обычную хозяйственную деятельность. И как раз объем сделок, совершенных в этот «подозрительный период», говорит о том, что максимальные усилия принимались, чтобы рассчитаться с поставщиками и договориться с так называемыми «квалифицированными кредиторами», банками.
В итоге процедура банкротства «Холидея» была инициирована, а процедура оздоровления в банкротном процессе в России не работает. Есть формальная процедура финансового оздоровления, я на своем опыте видела ее один раз, много лет назад. Но это совершенно неработающий инструмент по нескольким причинам. Потому что максимальный срок этой процедуры — 12 месяцев. Расчеты нужно вести равными долями сразу после того, как суд такую процедуру утвердит. И, самое главное, права кредиторов должны быть обеспечены банковской гарантией.
Какой банк даст гарантию под банкрота? Поэтому у нас в стране эта процедура не действует. Совершенно бессмысленный инструмент, которым никто никогда не пользуется. Есть процедура внешнего управления, но здесь нужно единство кредиторов, чтобы договориться о том, как будет компания выходить из кризиса. При наличии среди кредиторов нескольких банков это практически нереально.
В первое время применения закона о банкротстве предприятия, в которых были работники, всегда уходили на внешнее управление. Сейчас все по-другому. В процедуре банкротства Николая Скороходова мы долго убеждали кредиторов в том, что нужно вводить процедуру реструктуризации долгов, составляли план, говорили о том, что нужно сохранить работающую торговую сеть «НСК Холди» и направлять деньги на расчет с контрагентами. Кредитор сказал: «Нет». В итоге у нас сейчас уже стоит вопрос о банкротстве «НСК Холди». Каждый из кредиторов следует своему протоколу, и в итоге априори плохо и должнику, и самим кредиторам. Кроме того, все эти войны кредиторов, в том числе и между собой, самим кредиторам хуже и делают.
У компании «Холидей», к примеру, большое количество активов, которое требует содержания. Продажа банкротных активов заведомо дешевле, поскольку есть процедура снижения цены, и заинтересованные лица всегда практически ждут, когда цена упадет до минимальной.
Я считаю, если бы кредиторы договорились, они бы смогли получить гораздо больше, чем в ходе процедуры конкурсного производства. Мы предлагали: давайте договариваться, искать компромисс. Да, мы просим рассрочки, дисконта, но есть намерение рассчитаться. Если же подходить формально, то будет все распродано, и очевидно, в полном объеме требования кредиторов не будут удовлетворены.
Отвечая на ваш вопрос по «Фермер-Центру»: сразу, как только была введена процедура наблюдения в «Холидее», некоторые кредиторы начали настаивать на привлечении Николая Скороходова и «НСК Холди» к субсидиарной ответственности.
Это у нас такая новелла в законодательстве. Раньше привлечь к субсидиарной ответственности требовали, когда уже процедура конкурсного производства подходила к концу и становилась очевидной недостаточность активов для расчетов с кредиторами. Сейчас это можно делать сразу, как введена первая процедура. На сегодня кредиторы «Холидея» действительно привлекли ООО «ФЦ Сибирь», которое работает под брендом «Фермер-Центр», в круг лиц, которые, как они считают, должны отвечать по обязательствам компании. «Фермер-Центр» активно защищается, его представляют другие юристы, но у нас с ними единая позиция, нет процессуального конфликта. Мы считаем, что «Фермер-Центр» не должен отвечать по долгам компании «Холидей». Но формально такое требование на сегодня заявлено.
— А к потенциальному банкротству «НСК Холди» банки уже подключились?
— Банки там не могут подключиться, их там нет. Кредиторами «НСК Холди» являются поставщики. Дело в том, что при рассмотрении требования привлечения «НСК Холди» к субсидиарной ответственности мы передавали позицию Николая Скороходова: «НСК Холди» была создана не для того, чтобы спрятать от кредиторов активы, а для того, чтобы сохранить операционную деятельность, минимизировать убытки и рассчитываться за счет работы компании с кредиторами. Этому есть доказательства: странно, если ты прячешь активы, и при этом регистрируешь компанию на себя. «НСК Холди» полностью принадлежит Николаю Скороходову, он руководит ею. «НСК Холди» брала на себя поручительства перед поставщиками перед обязательствами компании «Холидей» — тоже достаточно необычный способ уйти от ответственности. Но кредиторы посчитали, что в «НСК Холди» была выведена операционная деятельность, и они от этого сильно пострадали. Мы же говорим о том, что, когда работа «Холидея» в связи с исками Альфа-Банка и применением обеспечительных мер была парализована, компания была просто вынуждена переводить операционную деятельность на другое юрлицо.
«Фермер-центр» хотят заставить расплатиться за долги «Холидея»
Вы же понимаете, «Холидей» был махиной, огромным предприятием, где работало до 22 000 человек. Торговля велась в пяти регионах. Закрыть порядка 200 магазинов в один момент невозможно. Они наполнены товарами, в них есть работники. Хорошо, «Холидей» не получал прибыли от торговой деятельности, но ведь был арендный доход.
— Но все же предпосылки к банкротству «НСК Холди» есть?
— Конечно есть. Уже подано заявление. Продолжаются попытки урегулирования, как с банками, так и с поставщиками. Это политика Николая Скороходова — договариваться. Но заявление с требованием банкротства в арбитражном суде есть.
— В последнее время неоднократно возникает тема возможности банкротства торгового холдинга «Сибирский Гигант», хотя, по данным Rusprofile, выручка холдинга существенно превышает краткосрочную задолженность.
— Я не связана с «Сибирским Гигантом» и могу это комментировать только как погруженный в проблему сторонний наблюдатель. Я достаточно плотно работаю с ретейлом и отмечу, что увеличивается количество исков поставщиков к «Сибирскому Гиганту». Проблемы расчетов с поставщиками — это один из признаков возможного банкротства. Затруднение расчетов с поставщиками означает нехватку оборотных средств, возможное снижение выручки.
В течение двух последних лет крупный ретейл в нашей стране, в формате гипермаркетов и супермаркетов, демонстрировал снижение выручки. Возвращаясь к «Холидею», в рамках реструктуризации и снижения кредитной нагрузки компания полностью изменила формат. Ранее были закрыты все гипермаркеты, а ближе к процедуре банкротства «Холидей» полностью отказался от формата супермаркета, потому что он стал невыгоден. Так же, как когда-то супермаркеты пришли на смену оптовым рынкам, и мы радостно ходили в гипермаркеты, точно так же сейчас на смену им пришли «магазины у дома». Кроме того, 2020 год подкосил ретейлеров развитием онлайн-торговли, и тяжело сейчас многим сетям, в том числе международным. Говорят, что не очень хорошая экономическая ситуация у «Ашана».
Однако, хотя наличие исков поставщиков и говорит о некоем кризисе, вопрос, хватит ли ресурсов, чтобы его преодолеть. Очень бы хотела как потребитель, чтобы компания продолжала работать, мне очень нравятся магазины «Мегас». А что будет в юридической плоскости, мне, к сожалению, неизвестно.
— Переходя от ретейла к строительному сектору: хотелось бы затронуть вопрос банкротства компаний «Сибмост» и «Сибавтобан». На 13 ноября намечено собрание кредиторов «Сибмоста», будет решаться вопрос о прекращении хозяйственной деятельности акционерного общества.
— По процедуре «Сибмоста» я не работаю, но за происходящим наблюдаю с интересом. Когда должник уходит в процедуру конкурсного производства, ее цель — прекращение деятельности, формирование конкурсной массы, реализация собранного в эту массу и расчет с кредиторами. Тем не менее, когда предприятие крупное, и в нем есть работники, значительные активы, которые нужно каким-то образом сохранить, продолжать финансово-хозяйственную деятельность или нет — становится спорным вопросом. Он выносится на обсуждение кредиторов. Конкурсный управляющий не готов брать на себя такую ответственность. Достаточно вспомнить ситуацию, которая складывается вокруг шахты «Заречная» (АО «Шахта «Заречная», Кузбасс находится в процедуре банкротства с 2017 года. — «КС»). Идет крупное банкротство. Шахта — это живой организм. Если его остановить, то, по оценке специалистов, перезапустить производство, добычу либо очень дорого, либо невозможно. Поэтому в свое время было принято решение продолжать хозяйственную деятельность на «Заречной». Это отвечало требованиям властей региона не допустить социальной напряженности, потому что следствием банкротства крупного предприятия всегда является безработица.
То есть кредиторы могут проголосовать за продолжение хоздеятельности, с сохранением всех экономических ограничений, существующих для предприятия-банкрота. Для шахты продолжение хозяйственной деятельности привело к конфликту. Были привлечены фирмы, готовые работать с банкротом, но у банкрота всегда есть очередность. Часть расходов он может платить вперед текущего реестра кредиторов, а часть нет. В итоге общий кризис угольной отрасли привел к тому, что большие задолженности образовались перед самой шахтой у компаний, которые с ней работали, и у шахты перед компаниями. А за счет очередности взаимозачет делать нельзя. Теперь налоговая служба пытается взыскать убытки с тех, кто работал с шахтой, чтобы как-то наполнить конкурсную массу.
Что касается «Сибмоста», я не знаю, какое решение будет принято кредиторами. Возможно, с целью завершения действующих контрактов и обеспечения сохранности техники продолжение хозяйственной деятельности будет признано экономически целесообразным. Но, к сожалению, уход компании в конкурсную процедуру вряд ли закончится восстановлением платежеспособности.
— А как идет процесс банкротства «Сибавтобана»?
— Честно говоря, не очень слежу за этой компанией и давно не видела Андрея Николаевича Мороцкого (владелец ООО «Сибавтобан». — «КС»), хотя этот человек в свое время помог мне получить прекрасный юридический опыт, и мы на его делах, можно сказать, выросли. На сегодня, насколько мне известно, ведется работа по формированию реестра кредиторов, а дальше будет видно, получится ли пойти на мировое соглашение или другую «оздоровительную» процедуру. Если в объеме заявленных требований реестр будет сформирован, то, к сожалению, опять же всем денег не хватит. Если какие-то требования будут признаны необоснованными — есть шанс договориться.
— Вы участвовали в судебном процессе «Трэвелерс кофе», точнее, представляли интересы одного из участников корпоративного конфликта. Следите сейчас за развитием событий вокруг компании?
— Последняя новость, которую я увидела, меня очень вдохновила. Полицейского, который ранее был привлечен к уголовной ответственности за неправомерное раскрытие персональных данных — это дело, по которому я и моя коллега Анна Войцехович были признаны потерпевшими, — также привлекают за взятки. Очень странно было, из каких добрых побуждений сотрудник силового ведомства передавал коммерсанту сведения, к примеру, о нас, и мы потом получали угрозы. Спасибо правоохранительным органам за то, что они не оставили эту тему.
Когда мы работали по «Трэвелерс кофе», эмоционально было очень тяжело. Большое давление шло со стороны Анвара Пириева и его доверенных лиц. С нашими доверителями происходили всякие неприятные истории вроде пожара на даче, повреждения машины и так далее. Я буду удовлетворена, если привлечение Пириева к уголовной ответственности закончится обвинительным приговором и реальным сроком. Что касается самой ситуации вокруг «Трэвелерс кофе», это классическая ситуация, когда война собственников привела к разрушению бизнеса. В самый разгар этой войны уже сформировалось мнение о том, что бренд «Трэвелерс кофе» стал токсичным. С ним связано столько негатива, что вряд ли удастся сохранить крупнейшую франчайзинговую сеть кофеен в России. Ничего хорошего в этом конфликте нет, не думаю, что будет какой-то экономический позитив в этой истории.
— Как вы оцениваете события, происходящие вокруг НИИТО, в том числе уголовное преследование его бывшего руководства?
— Сейчас подходит к концу расследование большого уголовного дела в отношении руководства НИИТО (уголовное дело по фактам хищения более 30 млн рублей, принадлежавших новосибирскому АНО «Клиника НИИТО». — «КС»). Я являюсь адвокатом Сергея Поскочина (экс-глава АНО «Клиника НИИТО». — «КС»), который был заместителем у господина Садового (экс-директор ФГБУ «Новосибирский научно-исследовательский институт травматологии и ортопедии» Михаил Садовой. — «КС»). Сейчас Поскочин находится в розыске, уже практически сформировано обвинение. Изначально оно базировалось на том, что в НИИТО осуществлялись поставки по завышенным ценам. Разница присваивалась, и таким образом наносился ущерб бюджету. У фигурантов этого дела разные позиции: кто-то признает себя виновным, очевидно, считая, что с государством нужно как-то договариваться, поскольку правды все равно не добьешься.
Новосибирский суд вынес приговор экс-директору НИИТО Михаилу Садовому
Мой доверитель и еще ряд обвиняемых считают необходимым доказывать свою невиновность. Пытаются обосновать, почему была реализована именно такая схема работы, почему именно так проходили закупки. В итоге обвинение уже не говорит о закупках по завышенным ценам, поскольку НИИТО закупалось дешевле, чем многие аналогичные ведомства. Это могла бы показать экспертиза. Но теперь обвиняют в том, что поставщикам делали большие скидки, а за счет существования так называемых «фирм-прокладок» эта разница якобы присваивалась. И тоже здесь никто не смотрит макроэкономическую ситуацию. Что стало с учреждением после того, как эта схема была якобы пресечена? По факту учреждение работало и делало 17 тыс. операций вместе с АНО «Клиника НИИТО». Сейчас объемы падают, ранее была информация о том, что НИИТО может сорвать выполнение госзадания.
Следствие смотрит формально, никто не берет во внимание, что та или иная схема имеет экономическую цель. В итоге мы имеем падение объема медицинской помощи в Новосибирской области, но зато привлекли к ответственности якобы банду расхитителей. И я допускаю, к сожалению, что при существующих методах расследования «ковидная» история у нас будет точно такая же.
Защита предлагала следствию рассмотреть иной вопрос квалификации действий обвиняемых, изучив, не было ли в действиях лиц, имеющих отношение к закупкам, картельного сговора. Но, к сожалению, эта идея была отвергнута следственными органами.
— В начале пандемии многие прогнозировали лавину банкротств, однако пока этого не происходит. Можно ли сейчас, в ходе второй волны коронавируса, как-то скорректировать прогноз: какие проблемы и судебные процессы ждут бизнес?
— Конечно, экономическая ситуация тяжелая у многих отраслей. Но не у всех. Тем не менее, все в этой сложной ситуации стараются договариваться, в том числе компании о расчетах с кредиторами в новых условиях упавшего рынка. Даже те, кто раньше и представить не мог себе такой кризис. Например, владельцы коммерческой недвижимости. Но сейчас есть специфическая проблема — отношения с банками. Те, кто не может реструктуризировать свой долг или договориться о новых условиях, чтобы снизить кредитную нагрузку, уйдут в банкротство. При этом наблюдается специфическая тенденция: некоторые банки начинают занимать в некотором смысле агрессивную позицию, пытаясь привязать к себе клиентов и не давая им уходить на более лояльные условия. К нам снова стали обращаться коммерсанты с тем, что банки начинают выставлять какие-то заградительные комиссии за досрочное погашение кредита и закрытие расчетных счетов. То есть банки такими методами, а не сервисом и маркетингом, пытаются удержать клиентов. Таких споров не было уже очень давно, последний раз они были в период после кризиса 2009 года примерно до 2013 года. Потом эта категория споров ушла вообще. Сейчас вернулась. Кроме того, непростая экономическая ситуация обострила корпоративные конфликты. Количество связанных с ними обращений растет.
Очень активную позицию сегодня занимает государство, потому что нужно наполнять бюджет. Налоговая служба ведет себя достаточно жестко в плане организации налогового контроля, никаких поблажек никому ждать не приходится. При этом в существующей экономической ситуации предугадать какие-то правила игры довольно сложно.
Что касается банкротств, мой прогноз такой: они никуда не денутся, но какого-либо всплеска я не предполагаю. Слишком много их было в последние годы. У нас, юристов, даже была поговорка, что все кругом в банкротстве: или у тебя риск, что сам обанкротишься, или у тебя риск, что работаешь с будущим банкротом. Взять тот же «Холидей», когда несколько сотен контрагентов внезапно попали в банкротное поле компании. Не думаю, что появятся какие-то новые экономические споры. Но в том, что экономическая нестабильность приведет к увеличению числа судебных процессов, сомневаться не приходится.
WPBuild.Ru