Путешествие с дикими гусями: что делали в ночном метрополитене театралы?

Театралы в ночь с 12 на 13 декабря взяли метрополитен. Правила подземного искусства устанавливал Чехов, так что все ружья должны были выстрелить. Итоги site-specific-постановки «Предел» предсказуемы — не все увидели ружья, и далеко не каждый расслышал выстрелы. 

Довольно внушительная группа журналистов, художников и музыкантов во главе с вице-мэром Новосибирска Анной Терешковой и главным архитектором города Александром Ложкиным прошли паспортный контроль на станции «Сибирская», погрузились в поезд и ближе к часу ночи отправились в неторопливый трип в сторону железнодорожного вокзала, на конечную. Ощущения напоминали первое исполнение в Новосибирске «4:33» ансамблем Марка Пекарского. Ожидание чуда заслонило само чудо. Гости ненасытно общались, погружаясь в ажитацию, хохотали и липли друг к другу, как на новогоднем корпоративе.

Для большинства метро — символ повседневности, квинтэссенция города, артерия, позволяющая эффективно прогнать кровь от спального района до офиса. Для нас, обывателей, остроту чувств нагнетало нетипично медленное, с остановками, покорение тоннеля, внезапно бросившиеся в глаза связки кабелей и тайные подземные гроты, из которых вполне могла вывалиться суть постановки. Однако все прошло гладко. Для некоторых же нетипичных пассажиров одинокого театрального поезда, посвященного так к месту психиатрической помощи — скажем, для главы холдинга СХК Дмитрия Терешкова, — аттракционом казалась уже сама подземка.

По прибытии на станцию «Пл. Гарина-Михайловского» двери не открылись. Напротив, двое лысых и бородатых мужчин ослепили сбившихся к проходу (как в только приземлившемся самолете) фонариками с перрона, что-то невнятно бормоча и снова утыкаясь в мобильники. Если бы на их свитшотах не красовалась надпись «когда кончится театр» (художник-постановщик спектакля Евгений Лемешонок), впору было бы срочно тревожить 911 предчувствием атаки враждебно настроенных людей. «Это все игра», — читалось в «лице с обложки» автора проекта Сергея Чехова. Зрители — все как один — тут же вспомнили недавний кадр лауреата премии Президента Российской Федерации 2019 года с Владимиром Путиным в Кремле и поняли, что Сергей дотошно проверен и безопасен. Вторым мужчиной оказался тоже многим известный Владимир Бочаров. Третьим участником действа оказалась вообще прекрасная девушка — Полина Кардымон.

К тому времени, когда гостей выпустили на «сцену» станции, многие успели испытать и конечность, и предельность своего бытия. Особенно талантливые даже почувствовали застойное удушье и бесправную скученность. Акция, начинавшаяся как демонстрация солидарности творческих кадров, плавно превращалась в тягомотный и опасный митинг. Актеры в микрофон произносили всякую чушь, словно бы проводя опись перед дознанием, досматривая не каждого в отдельности, а весь метрополитен целиком. Надписи на стенах, огнетушители, задвижки — все это было отражено не только в словах, но и в программках, выданных каждому участнику действа.

Со временем выйти к микрофону отважились и зрители. Я, например, на всю платформу произнес, что метро — спасение от города, имея в виду четко работающую систему без ветра и снега, бункер, убежище вне времени, эпопею писателя Дмитрия Глуховского и зародившийся когда-то в бомбоубежище под моим домом проект «Синие носы». А сам прислушивался к ощущениям. В них, как в крепком коктейле, оказались перемешаны чувство невероятной свободы (кто был ночью в метро?!), опасности (а все ли мы делаем правильно, зачем так много полиции?), любопытства (наверное, сейчас что-то грянет — бутафорский взрыв?), отчаяния (куда уходит жизнь, на что я трачу бесценные минуты?!). Финал оказался открытым.

Через час первые зрители начали добровольно покидать театральные подмостки. Никто не разжевал, в рот не положил, что это было. Основных версий выговорилось три.

1. Наш космос — как предчувствие гражданской войны (формулируя словами Юрия Шевчука). За полтора часа компактного проживания аудитория спектакля «Предел» поляризовалась. Одни говорили продюсеру Юлии Чуриловой (почему-то шепотом) слова восхищения смелостью и откровенностью постановки, другие выражали в ее же адрес сочувствие — дескать, ох, недовольны будут поддержавшие проект мэрия и дирекция XIII Международного Рождественского фестиваля искусств! Продлись спектакль сутки — случилась бы драка.
2. Миром якобы по-настоящему правят террористы. Наши самые ловкие и уютные норки якобы давно уже набиты тротилом. Лысые и бородатые якобы только ждут повода включить таймер, а пока дотошно, деловито и не особо шифруясь проверяют опись и составляют протоколы. Спусковые механизмы якобы заложены в виде снюсов в школах наших детей, в виде непосильных кредитов у наших дальних родственников, в виде пробок на нашем пути и агонизирующей медицины для наших родителей.
3. Мы гнем навязанную линию, за этим пределом наш эмоциональный крах. В заточении мы задумываемся о гражданственности. У нас появляется позиция. Наши мечты здесь, в окружении подготовленных неглупых и добродушных единомышленников, обретают снова силу высоты. Но это тяжелое испытание. Хочется поскорее вырваться наружу, покинуть особо охраняемую зону, сбежать от лысого Чехова, отряхнуть налипшие в подземке убеждения, преодолеть политические взгляды, выкинуть федерализм в пользу вертикали.

Я было хотел пробыть на конечной до конца. Но голова закружилась, ноги сами вынесли в ночь. Наверху, в мегаполисе, нас слишком много для мегамыслей. Здесь можно себе позволить оставаться беспредельно пустым, целиком обратиться в движение, держать в голове только маршрут из точки А в точку Б. Быть может, в этом и есть наш предел — из бесконечности в пустоту.