С каждым годом разрыв между малыми компаниями — основным источником инноваций — и крупным бизнесом становится все глубже, и для его преодоления нужен «мост», роль которого обычно берут на себя корпоративные венчурные фонды. Однако в России они, как уже писал «Континент Сибирь», не нашли своего места: крупные игроки предпочитают искать инновации и работать со стартапами своими силами. Но нужны ли такие фонды самим стартапам? Попробуем в этом разобраться.
Как вырастить чемпионов
Сегодня конкурентоспособность на мировом рынке обеспечивается за счет деятельности малых и средних компаний, так называемых «скрытых чемпионов». Это относительно небольшие предприятия, малоизвестные, но при этом занимающие лидирующие позиции на мировых рынках в своем сегменте, активно внедряющие инновации, устойчивые к экономическим кризисам за счет диверсифицированной клиентской базы и обеспечивающие глобальную и национальную конкурентоспособность.
То, что международные корпорации последние лет десять потихоньку начали отказываться от собственных R&D-подразделений в Америке и Европе и сосредоточились на работе с малыми компаниями, — давно установившийся тренд. Хотя раньше затраты средней по европейским меркам компании на исследование составляли порядка полумиллиарда долларов. Сейчас их место занимают стартапы и учебные заведения: «Мы видим, что технологические компании все глубже и глубже заходят в университет, на второй уже курс, начинают ребят «пасти» и как-то втягивать в свою работу, — говорит куратор проекта «Точка кипения» в Новосибирске Кирилл Зубарев. — И сейчас уже даже некоторые технологические компании начинают со школы. И эту цепочку нужно выстраивать».
В новосибирском Экспоцентре стартовала одиннадцатая Сибирская венчурная ярмарка
«Континент Сибирь» уже не раз приводил примеры сотрудничества крупных российских и транснациональных компаний с новосибирскими и томскими вузами — прежде всего техническими.
Сами университеты тоже играют в инновационном развитии активную роль: первый в стране бизнес-инкубатор, открытый в Томске в 2004 году, был именно межвузовским и сильно изменил картину городской инновационной среды. Вузы поддерживают проекты и после того, как они выходят на рынок. «Вслед за бизнес-инкубатором мы создали так называемую технологию группового проектного обучения — она и сейчас работает, — рассказывает начальник инновационного управления ТУСУР Юрий Гриценко. — Мы формируем группы, которые работают над какими-то реальными проектами. Проекты эти могут быть инициированы как бизнесом, под заказ, так и самими студентами. Лучшие проекты мониторятся, отбираются, приглашаются в тот же студенческий бизнес-инкубатор. Там они не просто получают помещение. Ими занимается группа людей, которая прокачивает эти проекты, занимается маркетинговыми исследованиями, помогает построить какой-то бизнес-план дальнейшего развития предприятия. Средний срок инкубации — три года, этого времени обычно хватает, чтобы создать свое предприятие и выйти на рынок. И если предприятие стартануло, стало развиваться, получает заказы, и у него есть взаимодействие с вузом, то оно может в принципе расположиться в технологическом бизнес-инкубаторе. В таком случае мы создаем совместный центр с этим предприятием, который занимается совместными разработками».
«За три года можно внедрить технологию в серийные процессы, можно отдельные какие-то технологии, — комментирует директор по инновационному развитию ПАО «ОДК-Сатурн» Дмитрий Иванов. — Конечно, нет такого строгого правила: три года — одна новая технология. Какие-то продукты реально можно за год завести, другим и трех лет мало будет. Потому что если они встраиваются в цикл разработки, то они привязываются к этому».
Примером такого сотрудничества может стать томская ИТ-компания Rubius, которая вышла из стен бизнес-инкубатора. Тем не менее Юрий Гриценко призывает не завышать роль вузов и их бизнес-инкубаторов в раскрутке скрытых чемпионов: «Я бы отметил, что вуз не должен заниматься акселерацией. Он занимается предакселерацией. Мы создаем массу, которая выходит на рынок, а дальше ими должны заниматься институты развития, выбирать из этой массы лидеров, которых можно дальше прокачать. Это не задача университета».
Подарить деньги проще, чем инвестировать
«Венчурный фонд для нас — это, в первую очередь, социальный проект»
Рано или поздно молодой технологической компании придется перейти от «стартапа в гараже» к реальному технологическому предприятию, взаимодействующему с корпоративным сектором. Но, как отметил директор по развитию Kama Flow Евгений Борисов, как раз на этом этапе развития бизнес сталкивается с отсутствием средств и способов их получить: «Каждый рано или поздно приходит к тому этапу, когда от Фонда Бортника грант уже получили, до ФРП еще не доросли — что делать? Точно так же с венчурным капиталом. На ранних стадиях, безусловно, есть большое количество частных инвесторов, бизнес-ангелов, которые отчасти профессионально, отчасти по доброте душевной раздают деньги. На более зрелых стадиях есть более крупные фонды, начиная от «РОСНАНО» и заканчивая сколковскими фондами, которые готовы поддерживать. А вот на переходе от самых ранних стадий к более зрелым этапам масштабирования почти что никого и нет».
Одной из главных причин инвестиционной дыры на среднем этапе жизни компании заместитель генерального директора по инновационной деятельности новосибирского Академпарка Леван Татунашвили назвал пробелы в законодательстве. В первую очередь — запрет на кэш-аут для государственных фондов: они не имеют права выкупать долю инвесторов-предшественников. Они могут добавить свои деньги в общий котел, тем самым размывая доли тех, кто включился в проект раньше. «Представьте себе маленький венчурный фонд — миллионов на 200–300, — потому что большой фонд вряд ли станет заниматься маленькими инвестициями, — приводит пример Леван Татунашвили. — Он вложил деньги в проект с расчетом выйти через несколько лет. Но через три года приходит следующий инвестор и говорит: «Ты подожди со мной еще лет десять, и когда будет экзит, если повезет, и если я тебя не размою до нуля, пока буду дальше инвестировать, ты, может быть, свои деньги получишь». Можно писать указы, приказы, декреты, но ни один венчурист на такие условия по доброй воле не пойдет».
Избежать участия государственных фондов вряд ли получится. «Мы видим, что за последние несколько лет частный венчурный капитал с российского рынка практически ушел, — констатирует Евгений Борисов. — Оставшиеся можно пересчитать по пальцам одной руки — и это либо фонды с госучастием, либо полностью государственные».
Кэш-аут в России запрещен не просто так — если бы он был разрешен, то, по мнению экспертов «Технета», «дыра» в инвестиционной цепочке все равно сохранилась бы, переместившись вверх, с начально-среднего этапа на финальный. В результате сейчас инвестиционный способ финансирования молодых предприятий и стартапов оказался полностью вытеснен грантовым и субсидиальным, где фонд не требует возврата средств, и следующему после него инвестору легко зайти.
Как найти культуру продаж
Поднявшись еще на этаж выше, предприятие-инноватор сталкивается с новой проблемой. Для масштабирования своей технологии ему нужно скооперироваться с кем-то из «китов» рынка. Но в нашей стране, по мнению экспертов, культура слияний и поглощений так и не сложилась.
На базе двух сибирских университетов образован венчурный фонд
Для любой компании смена владельцев в различных фазах жизни — процедура не просто неизбежная, но даже в каком-то смысле желанная. Потому что на разных этапах (разработка — монетизация — выход на рынок — масштабирование — диверсификация) от управляющего и владельца компании требуются совсем разные качества. Плюс нельзя не учесть ментальность. «Если американец создает компанию, и вы его встретите прямо на выходе из регистрационной палаты, предложите на доллар больше, нежели он потратил на эту компанию, — он с радостью ее продаст, — констатирует Леван Татунашвили. — У нас многие относятся к компании, как к собственному чаду. И когда вы человеку, создавшему бизнес, предлагаете его купить, он это воспринимает чуть ли не как личное оскорбление. А это огромная беда, потому что на разных этапах развития принципиально меняется парадигма управления».
Со стороны покупателей культура тоже не сложилась. По словам управляющего партнера техноброкерской компании «Деловой Альянс» Олега Мальсагова, сегодня в России только три компании занимаются скупкой бизнесов ради разработок — именно разработок, а не клиентских баз конкурентов. Это «Яндекс», Сбербанк и Mail.ru Group. При этом «Яндекс» свои покупки переваривает сразу (можно вспомнить недавний пример с покупкой TheQuestion), а Mail.ru, напротив, старается их сохранить, включив при этом в общую экосистему.
Леван Татунашвили привел пример «здорового» отношения к M&A на примере сети магазинов Walmart, которая в начале 2000-х годов решила перейти от штрихкодов на радиочастотные метки. Проведя конкурс технологий, в том числе за пределами США, они нашли небольшую компанию Martix с оборотом около 40 млн долларов в год, но их технология подходила Walmart лучше всех прочих вариантов. Но ретейлер-гигант не стал покупать патент у Matrix, не стал поглощать саму компанию, переманивать сотрудников к себе.
«Эрнст энд Янг»: капитал венчурных и прямых инвестиционных фондов переходит на развивающиеся рынки
Они обратились к технологическому лидеру данной отрасли, компании Symbol — в те годы почти вся логистика пользовалась их услугами. И сообщили: мы хотим перейти от штрихкодов (основной продукт Symbol) на RFID, и технология Matrix нам очень нравится. Практически сразу после этого разговора Symbol купил Matrix за 230 млн долларов и на следующей неделе продал контракт Walmart на 3,5 млрд. «И все довольны, — резюмировал Леван Татунашвили. — Понятно, что Symbol обладает теми технологическими возможностями, заводами, целыми отделами, логистическими управлениями, налаженными контактами с поставщиками и комплектацией. Она в течение месяца адаптирует технологию, честно купленную у компании Matrix. Matrix счастлива, потому что владелец компании, который имел оборот в 40 млн, получает сразу 230 млн, после этого делает очень интересные три других проекта и все довольны. Но если бы Walmart решил подписать контракт непосредственно с Matrix, это как раз Matrix погубило бы».
Именно на эти грабли в свое время наступил «Ростех», решивший купить томское предприятие «Микран». В итоге «Микран» в настоящее время состоит в альянсе «ТЕЛМИ», который сотрудничает с «Ростехом», но не принадлежит ему. Новосибирский завод «Элтекс» также является членом этого альянса.
Трудности роста: зачем Новосибирску еще один венчурный фонд?
В марте 2018 года Владимир Путин в своем обращении к Федеральному собранию установил целевой показатель развития малого и среднего бизнеса: 40% от ВВП к 2025 году, включая рост занятых на малых и средних предприятиях до 25 млн человек. Но государственные инициативы, направленные на поддержку малого бизнеса, сегодня по-прежнему носят в основном массовый характер. Субсидии по банковским кредитам или квоты на участие в тендерах тому пример. А способы точечной поддержки малых предприятий, которые уже успели вырасти из стартапов, еще предстоит найти.
WPBuild.Ru