Худрук самого молодого новосибирского театра «Понедельник выходной» СЕРГЕЙ ДРОЗДОВ в проекте «Люди как книги» рассказал корреспонденту «Континента Сибирь» АНТОНУ ВЕСЕЛОВУ о первенстве среди лысых, о кухне, колонии и гвоздях.
— В отличие от всех остальных моих героев вы поняли свое предназначение еще в 4-м классе и больше уже никогда от него не отступали. Сергей, что с вами случилось в 11 лет?
— Я в театр не по своей воле попал. Заставили. У меня была соседка Наташа Ганеева, она жила на четвертом этаже, я на первом. В Первоуральске. Это город на границе между Европой и Азией. И вот эта Наташа говорит: «Я хожу в театральную студию, мне нравится, пойдем вместе?» Я отвечаю: «Спасибо, но я бегаю, мне нравится спорт, а театр мне не нравится». Но Наташа была очень упорной. Она обратилась за подмогой к моей маме. Мама вызвала меня на разговор: «Сережа, надо сходить, так проще отказаться, если не понравится». Я пришел в студию. Так случилось, что в этот день мальчик, который должен был сыграть в маленькой эпизодической роли, заболел, и меня срочно вовлекли в эту школьную постановку.
— Но ведь метания в отрочестве неизбежны?
— Были, перед 9-м классом. Пришла мысль пойти по стопам брата, подать документы в Суворовское училище. И пойти в военные. Мама спросила: «Ты точно хочешь заниматься тем, чем мы все (родители, брат, тетя, дядя) занимаемся?» Я подумал и решил, что нет.
— Тип личности — подвижный, пластичный, легкий — на военного не похож…
— В плане дисциплины тиран и деспот. Я очень требовательный. В первую очередь к себе.
— Между театральным институтом в Екатеринбурге и Новосибирском было еще много остановок — что не понравилось в этих городах?
— Почему уехал из Екатеринбурга? Я его очень люблю — статный, столичный. На тот момент так сошлись звезды — все главрежи всех театров города разъехались. Екатеринбург на пару лет остался в подвешенном состоянии. Спектакли шли, новые ставили, но общего вектора не было. А мне хотелось больше работать, брать на себя нерешаемые задачи. И я отправился в маленький северный уральский город Серов.
В театральной среде он славился всегда. Отработал там три года. И потянуло в театр другого масштаба. Там была такая проблема — город маленький, новая постановка 6–7 раз прошла, и ее нужно снимать, потому что все ее уже посмотрели. На этой волне я оказался в Новосибирске — родители мои вышли на пенсию и поселились тут в деревне. Зашел в «Старый дом», но в театре никого, лето, поговорить не с кем. Забрел в «Глобус». А там главного режиссера нет, ждут только назначенного Алексея Крикливого. Отправился к Сергею Николаевичу Афанасьеву. Он спрашивает: «Есть программа?» Нет у меня программы! Ни в один театр не попадал по отсмотру. Говорю: «Возьмите на испытательный срок, понравлюсь — оставите». Ударили по рукам, двинул за трудовой. И тут мне звонит старая знакомая, говорит, дескать, могу через Чусову устроить тебя в БДТ. Но как ты там будешь занят — только от тебя зависит.
И я, не раздумывая, начинаю собираться в Питер. Но тут мне звонит друг, с которым мы в двух театрах проработали, Алексей Деев, говорит: «По дороге заезжай в Пермь погостить на пару дней». Я заехал в Пермь на два года. Остановился у Сергея Павловича Федотова в театре «У моста». Это театр, который я словами не смогу описать. Дикое место с дикой энергетикой. Я там сыграл столько всего, столько опыта набрал… Работать было интересно, но сложно. Ради интересного спектакля готов прощать все. И все же силы кончились. Сергей Павлович говорит: «Съезди на родину, отдохни, сыграй «Калеку» в «Старом доме», введи вместо себя нового артиста и возвращайся». Приехал, сыграл, пришел на разговор с директором Антонидой Александровной Гореявчевой, а она мне говорит: «Оставайся!» И я вернулся в Пермь только для того, чтобы написать заявление.
— Вот об этом поподробнее. Спектакли «Калека с острова Инишмаан» и «Трилогия. Электра. Орест. Ифигения в Тавриде», как мне кажется, навсегда изменили отношение театралов к «Старому дому». Он из камерного, а в какие-то моменты истории — «типично областного», стал форпостом новой драматургии, местом смелых экспериментов и бурлящих идей. Во многом эта революция основывалась на молодых актерах, которые играли с невероятной энергетической отдачей. Как все это случилось, почему именно в «Старом доме»?
— Заслуга нескольких режиссеров, в том числе Анны Викторовны Зиновьевой, которая смогла собрать команду, и она оказалась сплоченной и сильной. Анна Викторовна увлекла других режиссеров, сама она ставила потрясающие сказки — «Морозко» идет до сих пор, и это моя любимая театральная сказка за 16 лет работы артистом. Потом переговоры с Антонио Лателло. И «Трилогия» действительно изменила все.
— Такой сложный трудно воспринимаемый материал, режиссер-иностранец, невообразимая длительность — кажется, это была ставка на зеро. Но она себя оправдала!
— Когда мы ставили спектакль, их было три. Просто в них были заняты одни и те же актеры. И в премьеру мы сыграли их подряд, каждый в свой вечер. Потом Антонио нас собрал и говорит: «Давайте теперь marcialonga!» Шесть часов?! Но мы решили попробовать. Сделали этот марафон и поняли, что по отдельности эти спектакли играть уже не интересно. Потому что не выстраивается всей истории — даже в голове у артистов, не говоря о зрителях. Идеальное же сочетание — трагедия, драма, комедия. Все в одном! И как же мы Антонио ждали второй раз, когда он приехал с «Пером Гюнтом»! Удивительные работы. Причем «Трилогию» мы поставили-то за полтора месяца. А все потому, что у иностранцев все очень четко и грамотно распределено по времени. А порывы — внутри репетиции, без срывов.
— Это время породило совершенно невероятную сладостную избыточность в труппе «Старого дома». Когда на одну сцену выходили похожие по типажу, темпераменту и даже по популярности артисты. В другие времена они, представители одного амплуа, наверное, съели бы друг друга, а тут здорово сработались в паре. Была все же борьба, скажем, кто из лысых главный?
— У нас была такая троица, которая пришла примерно в одно время в театр. Мы называли себя Горынычем — Толян, Сергей и Виталя. Три головы одного тела. Я средняя. Мы в футбол играем вместе. На днях с Музыкальным театром сыграли 2:2. Я бьюсь за команду «Старого дома», потому что у меня пока на команду не набирается… Так вот, я считаю, что Толян (Анатолий Григорьев. — А. В.) главный. Семен Александровский, который ставил в «Старом доме» «Ручейник, или Куда делся Андрей» и «Элементарные частицы», напоминал мне: «Первого не может быть без второго, он первый, потому что у него есть ты!» У нас никогда не было такого дебильного соперничества. Мы всю жизнь друг другу помогали. А на выпуске «Пер Гюнта» вообще не уходили из театра неделю. Мы там спали, репетировали, играли в шахматы…
— Как можно от такого единения и артистического успеха отмежеваться, отважиться на создание собственного театра и даже перестать играть на сцене?
— Такое бывает. Я почувствовал, что-то перегорело, выгорело. Я профессионал, могу себя заинтересовать работой. Но лучше не «теплиться», а уйти, хотя бы на время. Каждый артист уходит или думает, что нужно уйти, а потом, после такой «передышки», возвращается. И вот я решил уйти…
— Но ведь идеи создать свой театр мало, нужны команда, деньги, помещения!
— Если бы мы рассуждали так, ничего бы не было. Конечно, все это нужно. Но у нас ничего этого не было. Я ушел из театра, и у меня осталась только студия «Примуса», где я ставил очень мало. И мы хотели открыть с Дарьей Каребо театр. Начали искать здание. И нашли на Красноярской, 3. Историческое красивое двухэтажное здание. Но разруха полная. Посчитали, сколько нужно на ремонт. 4,5 млн рублей. А где их взять? Начали искать. Пока искали (и нашли) — здание «ушло» другим претендентам. Все сломалось… Подумали, не время. И тут меня приглашают ставить в Омск в «Топ-театр». Я поставил, все прошло хорошо, я даже решил остаться худруком. Только оказалось все не так радужно, как казалось, театр на грани финансового краха. А тут Даша помещение новое отыскала. И вот я собираю омских своих артистов, которые уже и заявление успели написать, и говорю: «Кто смелый — поехали со мной. Будет тяжело. Четверо живут у меня, остальным снимем одну квартиру на всех. И начнем строить театр». Так и произошло. Жили вместе, коммуной. Родители мои привозили из деревни продукты… У меня оставалась скопленная кубышка и деньги от продажи старенького «Форда». Скинулись с Дашей. Нарисовали, как построить трибуну.
Материалы взяли по бартеру. Договорились с поставщиком освещения. Так решили вопрос и с краской… Ночами строили, монтировали, а днем репетировали. Показали «Трактирщицу», потом представили премьеру «105 пожизненно». И вот тогда у нас состоялся мозговой штурм № 2. Невероятное позади — построили, открыли, сыграли. А как с этим всем быть?
— Как отстроиться от других театров?
— Да никак. С другой стороны, нет ни одного похожего театра. Ходили по общественным местам, предлагали билеты… В итоге приходили к нам те, кто никогда раньше не оказывался в театре. Много тех, кто на чем-то «обжегся» и зарекался: в театр больше ни ногой. Но есть, конечно, и те, кто хорошо знает все театральные новинки Новосибирска. Теперь уже появились и наши собственные «серийные» зрители.
— Выдающиеся, «отстраивающие», смелые проекты славят театр «Понедельник выходной». Я говорю и о театре на выезде, и о театре-кухне. Кажется, с точки зрения функционирования коммерческого театра это максимально сложные варианты постановок — много лишних усилий, априори узкая зрительская аудитория…
— Прежде всего, это не просто проекты, это репертуарные спектакли! Во-вторых, при всей нашей системности нам по плечу вычеркнуть из программы «недосозревшие», чтобы заменить их на что-то более увлекательное. Так было с идеей просто поговорить. А где говорят по душам? На кухне. И теперь у нас есть проект «Кухня». Вместе со зрителями мы сидим за одним столом, готовим, а актеры произносят вполне кухонные монологи. Только они не бытовые — все они взяты из русской классики. Достоевский, Бредбери…
— В Новосибирске все больше рискованных постановок новой драмы, променад-спектаклей и других проектов на стыке журналистики, публицистики и кино. У вас будет?
— Я не люблю работать с современной драматургией. В той же «Кухне» у меня есть монолог из Вырыпаева. Но я его уже считаю классиком. Его и Угарова… Так вот, о рискованных проектах. Мы работаем с женской колонией № 9, в которой будет проходить конкурс красоты. Я буду брать интервью, что-то снимем на видео, фото, и хочу в конце апреля — начале мая выпустить спектакль на основе этих документов.
— Последнее, о чем хочу спросить — о брендинге. У нас «говорящие» названия театров. «Красный факел» — о революции в искусстве, о ведущем за собой огне высокой культуры. «Старый дом», споря с прежним статусом областного театра, говорит о высших ценностях классического искусства, от которого иногда остаются только стены, но в которое вкладывают новую «начинку». Театр «Глобус», больше уже не ассоциируемый с ТЮЗом, отсылает к Шекспиру, намекает на свою глобальность и открытость миру. О чем говорит название «Понедельник выходной»?
— Мы выбирали название дольше всего. Их в коротком списке было 43. Самое яркое — «Гвозди». Вычеркивали-вычеркивали. Вычеркнули все. Нам хотелось два слова. И почему-то остановились на «Понедельник выходной», хотя его как раз не было в списке. Это и правда старая театральная традиция. Мы работаем для вас в выходные, отдыхаем только в тяжелый день.
WPBuild.Ru