Новосибирский художник-керамист АЛЕНА ЗАЛУЦКАЯ произвела фурор на симпозиуме «Птица счастья» во французском Ля Рошель. О технологии огневой скульптуры, об ангелах, родственниках великого джазмена-мануша Джанго Рейнхардта и захвате портового города на побережье Атлантического океана Алена рассказала на встрече в ГПНТБ СО РАН.
— Алена, зачем русские оказались на побережье Бискайского залива?
— Во-первых, один из двух создателей, руководителей и идейный вдохновитель симпозиума — русский художник, живущий во Франции, Lada Vdovina. Во-вторых, французов по-прежнему влечет наша культура, они осознают ее самобытность, величие и находят меж нами много общего. В-третьих, русские художники съехались на симпозиум не просто из разных городов, а из разных стран, получился весьма представительный форум. Сами французы событие оценили как «второе взятие Ля Рошель». Ничего более масштабного город не видел со дня осады города кардиналом Ришелье.
— Организаторы идейно и «материально» ограничивали участников?
— Я была единственным керамистом, отправившимся в путешествие без готовой работы. Остальные поступили иначе — все привезли с собой. Они захватили живопись и графику, керамику, объекты, костюмы и декорации для перформансов. А я прилетела с инструментами. Это мы, конечно, обсуждали с Ладой заранее. От меня ждали большую, монументальную работу. Мне сказали: «Ты будешь гвоздем программы, готовься делать скульптуру». Тему я выбрала сама, материал заказала заранее. Мой муж Николай сделал чертежи. Все финансирование проекта взяли на себя организаторы проекта, художники Лада Вдовина и Мунто Рейнхардт. Мунто, кроме прочего, взвалил на свои плечи все, что касалось технической организации проекта: варил железо, готовил дрова и кирпич, расчищал площадку для обжига. Посильную техническую помощь оказали их друзья, соседи, родственники — люди очень хотели, чтобы симпозиум состоялся. Мастерскую для работы и место для перформанса мне предоставил самый известный и уважаемый скульптор в Ля Рошель — Рэми Полак. Мэрия Ля Рошель обещала финансировать проект, но оказалось, что чиновники и во Франции — народ боязливый и осторожный. Они предпочли просто поприсутствовать и посмотреть, как мы справимся. Поэтому справлялись мы сами: художники, мануши, бретонские докеры, домохозяйки, режиссеры, драматурги, музыканты, рыбаки, пенсионеры, дети и подростки — люди самого разного возраста и положения. По-настоящему общенародное получилось мероприятие.
— Своего рода это ведь тоже перформанс — неделя лепки, полсуток обжига на глазах у всего города!
— Все верно, лепила неделю. Высота скульптуры 175 мм в сырце. У меня не было возможности лепить непосредственно на топке, поэтому пришлось сделать работу трехчастной. Вес моего Ангела в сырце — 170 кг. Это немного для такого объема, но опасно и трудно для перемещений. Перенос скульптуры к месту обжига состоялся с помощью интернациональной команды друзей, участвовали семеро смелых. А потом самое ответственное — обжиг. Он длился 12 часов. Из-за того, что такое событие проходило в Ля Рошель, да и во Франции, впервые, ни у кого из моих коллег не было опыта. И по этой же причине я не могла доверить обжиг кому бы то ни было, жгла сама. Дрова для меня рубили на протяжении шести часов два человека, художник Мунто Рейнхардт и его верный друг Дэдэ.
— А вот сейчас поподробнее. Этот Мунто действительно из семьи Джанго Рейнхардта?
— Да, он родственник Джанго, тоже мануш, французский цыган. Когда-то он твердо решил, что не будет поваром, станет художником. И стал. Открыл свою вполне респектабельную галерею в Париже, писал и успешно продавал традиционную живопись. Тогда он носил иное имя. Но потом — новый поворот. Мунто занялся абстрактной живописью. Галерею пришлось закрыть, Париж оставить. Это был выбор сильного человека, Мунто решил не разменивать себя на «чего изволите», а всецело погрузился в творчество и исследование. Он поселился с семьей в небольшом домике в Ля Рошель, где и я провела целый месяц, пока готовилась к выставке. Прекрасная Кристиан, мама Мунто, взяла надо мной шефство, и у нее я была буквально как у Христа за пазухой. Более того, когда Кристиан увидела фото зимней Сибири, она принесла мне две дорогие шубы и все пыталась их упаковать в мой чемодан. Это было очень трогательно.
— Почему выбор пал на огневую скульптуру? Технология кажется невероятно эффектной, но и сильно прихотливой, успех совсем не гарантирован…
— По сути, это эксперимент. Если вы посмотрите в Интернете фотографии привычной огневой скульптуры, окажется, что все они довольно похожи друг на друга — все они имеют практически неизмененную форму трубы. Потому что скульптура в этом случае выступает в роли инженерного сооружения, изделие само является печью. Снаружи надевается кожух. Внутри этого кожуха необходимо достичь температуры в 1000–1200 градусов. Причем ступенчато, резко повышать градус опасно. Мой обжиг продолжался 12 часов, я поднимала температуру на 50 градусов раз в полчаса.
— Но ведь эксперимент был не первым в вашей жизни? На российской стороне вы тоже предпринимали попытки «обжига в костре», если так можно выразиться?
— Конечно, это была моя седьмая огневая скульптура. И у нее есть особенности, делающие ее для меня поворотным, программным произведением. На ней удалось преодолеть ряд серьезных трудностей и добиться серьезных же результатов. Я «сделала» дровами 1160 °С, четко следуя заданному графику обжига — огонь был управляем! После экстремального вскрытия на пиковой температуре, остывания и осмотра выяснилось, что серьезных разрушений нет вообще, материал выдержал насилие (это была немецкая крупношамотная масса). И про пластику… Да, если бы у меня было недели две на лепку, и я бы не торопилась успеть, работа была бы, надеюсь, лучше. Ошибки есть, ими я недовольна. Но чувство победы над материалом, обстоятельствами и поставленной сверхзадачей меня переполняет. Я отказалась от общепринятой идеи «трубы» в основе формы и с помощью моего супруга Николая (дипломированного физика, кстати) рассчитала соотношение входных и выходных отверстий в трех точках. Это позволило лепить более развитую в пространстве форму. Без потери градуса на обжиге, от недостатка тяги. Это моя личная, маленькая, но победа. Звонкий черепок, чистый цвет глазурей, отсутствие разрушений.
— За вашим обжигом следили сотни французов, а когда вы торжественно сняли кожух, их ликованию не было предела. Чем вы взяли чопорных протестантов этой части Франции?
— Ля Рошель — свободный город, который находится на Серебряном побережье Франции, это главный протестантский город страны. Все перемешано в нем — миллионеры, клошары, яхты, дешевые магазинчики, крепости и часовни. Выставка по итогам симпозиума проходила в почтенном и известном месте, в самом центре города, в галерее Порт Мобек. Зрителей, похоже, впечатлили эти почти шаманские приготовления, моя 12-часовая вахта. Я начала обжигать в 7 утра. В этом деле многое зависит от качества дров. И заранее я просила предоставить мне пару кубов чего-нибудь вроде березы. На месте уже ответили: «Как мы приготовим тебе березу под майонезом? У нас это дерево не растет!» И я топила благородным лавром. И еще немного дубом — совершенно «железным» деревом. Когда снимали кожух, фигуру Ангела захлестнул огонь, это было очень эффектно. Мы еще и еще раз повторяли этот эффект, осыпая фигуру опилками. Зрители и правда чувствовали подъем, кричали, улюлюкали, как они обычно не делают на людях… Народ ликовал, на шум съезжались все новые и новые зрители. И уже потом, когда скульптуру поместили в галерее, люди шли и шли, две полных недели паломничества французов к русскому Ангелу. Это был великолепный опыт. Это было по-настоящему рукопожатие отсюда, жест дружбы из далекой и неизвестной им Сибири. Многие люди потом старались пожать мне руку и уточнить, действительно ли я из Сибири, и много ли нас еще здесь таких. Для многих во Франции Сибирь — терра инкогнита, необитаемый и пугающий регион. Я горжусь тем, что не посрамила наше Отечество, нашу школу и продемонстрировала добрые намерения и настоящий сибирский характер. И я получила приглашение на следующий симпозиум.
WPBuild.Ru