Директор новосибирского краеведческого музея АНДРЕЙ ШАПОВАЛОВ доказал гостям проекта «Люди как книги» в Областной библиотеке, что он фабрикант и сторонник системы, а работает в поте лица не столько для единомышленников, сколько для соучастников. Подробности — в интервью «КС».
— Андрей, мне кажется, вас должны не любить ваши сотрудники. Вы постоянно добавляете им работы. Музей по определению тихое местечко. А у вас не музей, а какой-то все разрастающийся завод со своими рудниками и вечно «горячими» цехами…
— У нас фабрика. И мы такие одни в стране. Привычно полагать, что музей — косная структура, а его главная функция — охранная. И только у нас непрерывный производственный процесс. Когда в 2009 году, в год моего назначения, мы верстали трехлетнюю стратегию, я запер всех музейных работников на турбазе на три дня, чтобы внедрить в их сознание простую мысль: музей — не для вещей, а для людей.
— Вас называют эффективным менеджером — теперь это высшая похвала человеку большой культуры. Но менеджментов сегодня много, вы за какой?
— Мода в менеджменте скоротечна. Сначала был просто менеджмент. Потом все полюбили проектный, позднее стратегический. На повестке дня самый худший вариант — менеджмент качества. Его подняли на недосягаемую высоту, забыв обо всем остальном. Менеджмент качества, грубо говоря, о том, как синхронно грести веслами. Но я считаю, не в этом суть, не нужно вообще синхронно грести — важнее выбрать правильный курс.
— Судя по всему, вы «олдскульный» специалист, поклонник стратегического планирования!
— Именно. Я умею построить стратегию, сверстать план выполнения и выполнить. Конечно, жизнь вносит свои коррективы. В мире считаются нормальными стратегии на 10 лет, а лучше на 15 и даже 20. Но все признают, что в России невозможно планировать дальше, чем на три года. Наши стратегии всегда сложнее, мы живем в вечно меняющемся мире, в уравнении слишком много переменных.
— В 2009 году, заняв кресло директора, вы говорили о пятилетнем плане, если я ничего не путаю…
— Я потратил гигантское количество времени, чтобы понять, где мы и какими ресурсами обладаем. Потом выстроил глобальную стратегию до 2012 года. Но работать я пришел действительно на пять лет. Меня ведь позвали на эту работу случайно. Позвонил вице-губернатор и сказал: «Зайди, пожалуйста». Как будто мы давно знакомы. Он рассказал, что они ищут директора музея, и спросил, не подойду ли я. Конечно, я ответил, что подойду, но у них денег не хватит, чтобы меня содержать. А мне предложили интересную задачу: сделать хороший музей за маленькие деньги. Я адекватно посмотрел на то, что заработал, на свой семейный бюджет и понял: пять лет на этой зарплате протяну.
Музей — не для вещей, а для людей
— Ради чего такие жертвы? Уже не мальчик, а все еще романтик?
— Всем в жизни хочется что-то важное сделать. Я насадил целый лес деревьев, у меня есть дети, дома, я написал вагон книг, я проектировал экспозиции, но всегда хотелось сделать хороший музей. Не в смысле разового достижения, а музей как большую и эффективную систему.
— Разве загодя поймешь, на что будет спрос? И здесь волны — в топе высокотехнологичные выставки сменяют событийные экспозиции, потом проекты, построенные на соучастии…
— За годы работы в музее (а первый раз я пришел в Краеведческий в 1986 году, нынешний «заход» — третий) я выработал твердое представление, каким должен быть идеальный музей: в нем должны быть подлинные, правильно поданные вещи и возможность что-то с ними делать. К концу 90-х уже стало понятно, что мы живем в стране творцов. Никто не хочет работать руками — всех тянет творить. А значит, концепция краеведческого музея образца 1970 года себя изжила. Сегодня музей — это не место для просвещения. Никто уже не хочет получать дополнительные знания. Все хотят делиться своими знаниями или хотя бы участвовать в игре, получать удовольствие и знания. Так что задолго до своего директорского статуса я понял, что краеведение должно умереть. Пора появиться новому краеведению, которое поставит в центр современного человека с его интересами.
— В целом вам удалось почти целиком выполнить план 2009 года. Прекрасный ремонт основного здания, подключение к экспозиционным площадям подвалов, преображение музея природы… Но кое-что не вышло. Например, недолго просуществовал счастливый союз Музея природы и Центра современного искусства. Что было обиднее всего потерять из своего wish-списка?
— Ничего не жаль терять. Если ты идешь вперед — потери неизбежны. Союз с ЦСИ с самого начала был довольно рискованным экспериментом. Ошибки понаделали все. Я, например, не занял жесткой позиции, недостаточно жестко контролировал выставочные коллекции. Мы зря вступили в концессию с фондом современного искусства. Нетвердую позицию заняло министерство культуры. А главное, и тут я тоже виноват, мы недостаточно оценили количество публики. Современное искусство, как оказалось, существует для очень ограниченной аудитории, и нам надо было строить стратегию на расширение этой группы — как в питерском музее Эрарта. У нас не получилось. И тогда я всех уволил и этот центр закрыл. Не мое дело реанимировать мертворожденное дитя. Тем более преступно делать это бесконечно.
— С Музеем Кирова тоже не получилось? Воз (дом) и ныне там.
— Сходите и проверьте, на нем висит табличка: «Музей закрыт на ремонт». Именно сейчас идет превращение Дома Кирова в музей «Городская усадьба Новониколаевска». В этом доме, да будет вам известно, жил извозчик, бывший красноярец, обосновавшийся в нашем городе в 1908 году. И скоро музей этой вот жизни начала XX века откроется. Пока еще без конюшни, бани и кафе. Мы бы успели запустить и это, если бы совершенно внезапно не «вылез» Сузунский проект. Когда я пришел в музей, там работало 160 челочек, сейчас у меня 135 сотрудников. А проектов — тьма, мы не можем делать все сразу. Довели до ума Сузун и занялись Городской усадьбой. Потому что если вы потеряли по дороге что-то важное, надо вернуться и подобрать.
— Сколько еще нужно подведомственных учреждений и филиалов, чтобы Андрей Шаповалов успокоился?
— Совсем недавно на нас буквально с неба упал прекрасный проект «Россия — моя история». На Военной горке уже строится здание, где будет размещен этот федеральный проект. Это тоже наш филиал. Каждый день я присутствую на строительных планерках, выбираю гранит, отвоевываю балясины… Я человек не жадный, но азартный. Что-то можно было не делать, а от чего-то просто преступно отказываться. Не взялись бы за Музей спорта — большая уже накопленная коллекция погибла бы. А я очень не люблю, когда гибнут музейные коллекции. Та же дилемма была с Музеем связи. Если бы не случилось Сузунского монетного двора, мы потеряли бы эту историю. И не поверили бы, что на нашей земле возможна конверсия промышленных предприятий в культуру. Как в Барселоне или в Ливерпуле. Я еще в прошлом десятилетии говорил губернатору: «Почему у них получается с помощью культуры вдохнуть жизнь в маленькие умирающие города, а у нас нет?» И сам же отвечал: «Да потому что никто не пробует, нет политической воли!» Мы собрали всю эту волю в кулак и сделали. И вот теперь я точно могу сказать — у нас тоже получается. Туристический объект не для пьянки на берегу. Нормальный исторический просветительский продукт. Глядя на нас, Куйбышев присоединил к одному купеческому зданию еще три — теперь это целый музейный квартал. И так будет с каждым уважающим себя городом. Потому что истории — место.
WPBuild.Ru