Музей с человеческим лицом

Мы привыкли считать краеведческие музеи таким скучным местом с пыльными чучелами лисичек, куда группами водят детей и особо упорных туристов. Однако в последние годы в Новосибирске музей стал местом, где происходят интересные события, и часто находится в центре общественного внимания. О том, как и почему это произошло, в эксклюзивном интервью рассказал директор Новосибирского краеведческого музея АНДРЕЙ ШАПОВАЛОВ.

— Андрей Валерьевич, зачем понадобились эти превращения?

— Это естественный порядок вещей, так и должно было быть. Скучный краеведческий музей — наследие 70-х, и до сих пор эта советская ментальная конструкция осталась почти неизменной, только идеология отвалилась за ненадобностью. Традиционно мы собираем и накапливаем культурные ценности, от этого в голове произрастает словосочетание «храм культуры». И музеи себя мыслят храмами: мол, мы здесь делаем важное и серьезное дело, а вы хотите — ходите, хотите — нет. Но с 90-х годов храм начал валиться, потому что публика открыла, что мир намного больше, чем пространство, в котором мы живем, и в этом мире много интересного. В восприятии людей музей превратился в пыльный склад, куда незачем ходить, если есть телевидение, Интернет и много других развлечений. Просветительская модель не соответствует времени: информация стала доступной, и люди сегодня хотят развлекаться и удивляться.

— Чем может удивить музей?

— Провинциальные краеведческие музеи, а они есть только в провинции, одинаковы. Экспозиция выстроена «от Адама до Потсдама», от археологии до наших дней. Особенно сложно с фондами в Сибири: практически идентичные материалы представлены в Омске, Барнауле, Новосибирске, потому что у нас фонды одинаковые. Каждый музей выходит из этой ситуации как может. Кто-то модернизирует экспозиции. Кто-то, и по этому пути пошли мы, применяет схему «экспозиция плюс выставки плюс мероприятия». При этом мы сохраняем просветительскую функцию и краеведческое направление.

— То есть школьников по-прежнему водят на экскурсии?

— Конечно, водят, потому что есть учителя, которые по-прежнему живут в парадигме просвещения. Мы организуем специальные образовательные программы, стараемся встроиться в учебный процесс, потому что местный исторический материал нагляден и может быть нужен школе. У нас достаточно хорошее меню для школы.

— В чем же принципиальное отличие нового подхода к организации музейного дела?

— Музей должен быть для людей — это самая важная позиция. Но музейщики в большинстве своем считают, что музеи созданы для вещей. Как сказал в свое время директор Эрмитажа господин Пиотровский, музейщики втайне мечтают, чтобы все посетители куда-нибудь исчезли и не мешали им хранить культурные ценности. Мы меняем позицию, переходим от парадигмы «музея для вещей» к парадигме «музея для людей». В мире музейный бум, связанный с появлением нонконформизма, произошел в средине прошлого века. Западные музеи начали меняться очень активно, потому что поняли, что иначе просто потеряют публику. А мы пошли другим путем, и до сих пор во многом верны ему. Но если музейные ценности никому не показывать, то это тупик. Если очень красиво и правильно разложить вещи по коробочкам, это еще не сохранность. Настоящая сохранность имеет цель — чтобы кто-то это увидел.

— Насколько успешно идет процесс смены парадигмы?

— Нужны постоянные целенаправленные усилия, ведь музей — это косная среда. Не думайте, что я совсем чужд этого: я историк и занимаюсь музеями уже двадцать лет. Кроме креативности, у меня тоже есть элементы охранительной идеологии, и менять собственное сознание довольно трудно. Жаль, что министерство культуры не дает нам директивы: «Думайте!» Нам нужно очень много думать, анализировать не только внутренние музейные процессы, но и социальные, политические изменения. Аналитика — очень непростое дело, но в нашей стране пока еще не считают, что думать — значит работать. Нам приходится постоянно работать с сознанием, мы проводим много совещаний, семинаров, регулярные сессии стратегического планирования, изучаем состав посетителей. Многие вещи мы приглашаем делать профессионалов, потому что нам важна внешняя экспертная оценка.

— Что еще мешает совершиться перевороту в музейном сознании?

— Поскольку в советском обществе была очень сильная идеология, которая сегодня не востребована, мы оказались хранителями огромного количества не очень востребованных предметов. Значительная часть государственного музейного фонда — это балласт, который нельзя выбросить или списать. Возможно, эти материалы будут востребованы, но не сейчас, а гораздо позже. Поэтому нам нужна новая концепция и новое комплектование. Мало осознать, что музей нужен для людей. Цель деятельности музея — комплектовать, хранить, изучать и показывать; именно в таком порядке. То есть сначала нужно собрать материалы, потом научиться их сохранять, затем изучить и уже потом демонстрировать публике. Мы показываем не просто предметы — через предметы мы показываем определенную историю. И теперь мы должны обновить весь цикл.

— С чего стоит начать?

— Мы должны работать с шедеврами, особенно учитывая тот факт, что Новосибирск — крупный космополитичный город с высоким уровнем образования. При этом выездной туризм многократно превышает въездной, это значит, что люди много путешествуют, у них высокие запросы, и нам нужно им соответствовать. И если у нас нет коллекции, мы стараемся по крайней мере привозить знаковые вещи. Конечно, как государственное музейное учреждение мы должны соответствовать государственной политике в области культуры, в том числе выполнять задачи патриотического воспитания. И в то же время помнить, что мы находимся на рынке.

— С кем приходится конкурировать?

— С одной стороны, это рынок культурных услуг, и здесь мы конкурируем не только с другими музеями, но и с театрами и кинотеатрами. Мы обеспечиваем интеллектуальный досуг и интересный опыт социального взаимодействия, организуя мастер-классы, лектории и дискуссии. С другой стороны, мы выходим на рынок развлечений, и здесь конкуренция идет за досуг. То есть в некотором смысле мы спорим даже с ночными клубами — сегодня время спрессовалось, и многие не готовы планировать больше одного мероприятия на уик-энд. И нам хочется, чтобы в свободное время жители города приходили в музей. Поэтому прежде всего мы построили новую выставочную политику по принципу эдьютейтмента, то есть стали придумывать интересные мероприятия, которые работают на музейную идею. Чтобы выполнять все функции, нам в первую очередь нужно привлечь людей.

— Какова динамика посещаемости музея?

— В 2009 году посещаемость выросла на 25%, при этом мы впервые изменили соотношение взрослых и детей в пользу взрослых. Имея государственное задание на 150 тысяч посещений в год, мы перешагнули отметку в 200 тысяч. Это был колоссальный успех, к тому же мы привлекли дополнительное финансирование, что для музея никогда не лишнее. Отрасль столько лет работала в условиях недофинансирования, что теперь сколько ни вкладывай, все мало. Заработанные деньги позволили нам что-то сделать: появилась техника, новые должности и люди, постепенно мы стали выстраивать новую стратегию комплектования. Но это был единственный год без ремонта! Потом началась реконструкция, и мы вынуждены постоянно переносить экспозиции, редуцировать образовательные программы, перестраивать выставочную деятельность. На этом фоне нам удается удерживать посещаемость на уровне 160 тысяч человек в год с учетом работы Сибирского центра современного искусства. Но изменился и качественный состав публики. Я искренне считаю, что краеведение в том виде, в каком оно существует сегодня, рано или поздно умрет. Те, кто это осознает и уже сегодня планирует жизнь после смерти, то есть после того как краеведение резко изменится, выиграют конкурентную борьбу. Пора думать о том времени, когда Новосибирск станет двухмиллионным городом, а государственное регулирование строится по реактивному принципу в терминах выживания. Музеи начинают решать стратегические задачи по своей инициативе, и таких в стране сегодня много. При этом постоянно приходится решать проблемы, копившиеся десятилетиями.

— Например?

— В отделе природы, расположенном на Вокзальной магистрали, экспозиция не обновлялась 30 лет. Мы разобрали экспозицию, сделали ремонт, заказали проект новой экспозиции, и так далее. Уже почти два года музей не работает в полноценном режиме, сейчас действует только один зал, а с нашими темпами финансирования проблемы решаются долго. Надеюсь, что в этом году мы закончим реконструкцию и откроем для посетителей сначала два зала, а потом еще два. Зато помещение на Красном проспекте, наоборот, будет охвачена ремонтом. Ответственность огромная, необходимо все сохранить и спроектировать новый музей. Надеюсь, что в результате нам удастся создать пространство, в котором зрители смогут с удовольствием провести время — если уж человек проделал долгий путь до музея, хочется показать ему сразу несколько выставок, создать яркое впечатление, чтобы он ушел домой довольным, да еще и рассказал о нас друзьям и знакомым.

— Такие события, как «День рождения Матильды», действительно стали запоминающимися.

— Да, мы сделали несколько крупных программ, в том числе «День рождения Матильды» со скелетом мамонтенка, экспозиция которого построена вокруг наших экспонатов. Еще у нас есть уникальное чучело пещерного медведя, изготовленное по нашему заказу на основе скелета древнего животного. Даже бывалые охотники, когда видят нашего огромного Сан Саныча, изумляются, и посетители успели его полюбить.

— Какие результаты дает новый подход к комплектованию фондов?

— Комплектование — это научная работа, целенаправленный поиск, а не просто прием вещей от населения. Мы готовы вкладывать в это время и средства. Например, в наших фондах было 13 экспонатов так называемой народной сибирской иконы. Это уникальное и малоизученное явление, ставшее особенно любопытным на фоне нынешнего роста интереса к православию. Мы создали группу, ездили по разным сибирским городам, налаживали связи с местными антикварами. В результате удалось сформировать крупнейшую коллекцию народной сибирской иконы. Теперь мы ведем изучение этого культурного феномена, изучаем центры народного иконописания, ведем классификацию. Это начало серьезной научной работы и будущий востребованный музейный продукт.

— Как вы оцениваете работу Сибирского центра современного искусства?

— У центра особая задача — мы работаем на то, чтобы в городе появилось представление о том, что такое современное искусство и с чем его едят. Наш союз — стратегическая временная мера. Для музея это способ расширения аудитории и демонстрация нашей готовности стать частью современного художественного общества. На тот момент у нас были свободные площади, кроме того, музей принес в работу СЦСИ профессиональные музейные технологии. Для музея СЦСИ стал способом изменить свой имидж, завоевать известность в отечественном музейном сообществе. Кроме того, современное искусство — очень дорогое элитарное занятие, что позволяет организовать эксклюзивное пространство, приглашать экспозиционеров высокого класса. И для нас это тоже возможность учиться. Кстати, благодаря СЦСИ я узнал Славу Мизина как великолепного экспозиционера.

— Все ли средства хороши в погоне за имиджем? В этом году краеведческий музей дважды оказывался в центре скандала — вспомним выставку Пикассо и, конечно, «Родину».

— Скандалы – это ресурс, для пиара они хороши, но я к ним не стремлюсь. Если говорить о выставке Пикассо, то я, честно говоря, сам не в восторге от того, как она была оформлена, но это привозная выставка со своей готовой концепцией, и договорные отношения не предусматривали нашего активного вмешательства. С другой стороны, протестовать вышло 34 человека, а в нашей книге отзывов из 200 записей только две были негативными — да на любой рядовой выставке недовольных бывает больше. Зато посещаемость выросла вдвое! Что касается истории с «Родиной», то она не принесла пользы музею — скандал ударил по нам, а люди пришли в другое место. Мы как музей не можем одинаково сильно нравиться всем. Мы должны выполнять требования законодательства, и мы их выполняем (абсурдное обвинение в порнографии пусть останется на совести обвинителей). Но на уровне «нравится — не нравится» мы вольны самостоятельно формировать нашу художественную политику.

— Что интересного в планах?

— Я вхожу в состав команды, которая проектирует Музей Сузунского медеплавильного завода. Это очень интересный проект. Например, мы пришли к такому выводу: если мы показываем это мужское царство, а на медеплавильном заводе женщин вообще не было, то и встречать посетителей должны мастера в костюмах того времени, которые могут и экскурсию провести, и показать, как реально шла работа. Но на такое творчество времени не всегда хватает. Впереди ремонт в двух помещениях и постоянная рутина: преодоление бюрократических и юридических барьеров, руководство коллективом из 140 человек, выполнение госзадания по хранению и изучению фондов, идущая с 1996 года оцифровка фондов. Музей — это айсберг, и на виду только его верхушка, так что заниматься творчеством приходится реже, чем хотелось бы. Но когда я вижу, как в музейную ночь выстраиваются очередь из интеллигентных молодых людей, которые спокойно, без пива и грубостей, ждут возможности зайти в музей, я страшно радуюсь! Мы становимся цивилизованным обществом.

На заметку

Если Вас интересуют необычные предметы для подарка, присмотритесь к кассоне в Турандот Антик, начиная с эпохи Возрождения кассоне приобрели все атрибуты предметов искусства, и поэтому ценность их, с каждым годом только возрастает.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ